В это время к нам подошли его сыновья, и разговор прервался. А чуть позже вышла из дома Прасковья, помогавшая женщинам убирать со стола. Я распрощался с хозяевами и взял девушку под руку, исключительно для того, чтобы она не спотыкалась в темноте. После чего мы пошли к себе.

    -  Тебе весело было? - спросила Прасковья, заглядывая мне в лицо.

    -  Да, очень, - искренно ответил я, невольно сжимая девичий локоток.

    Легкий хмель бродил у нас в крови, вечер был теплым и праздничным, и кончилось это тем, что возле самого порога мы поцеловались. Я прижал к себе ее легкое тело и вопреки здравому рассудку никак не мог отпустить. Прасковья замерла, запрокинув разгоряченное лицо. Мне не оставалось ничего другого, как вновь наклониться к ней и надолго завладеть ее неловкими губами. Оторвался я от нее только тогда, когда нам не хватило дыхания.

    -  Сладко-то как, - тихо сказала девушка, а я уже поднимал ее на руки и нес в избу.

    -  Скорее, - шептала она, когда я в потемках стаскивал с нее одежду. - Какой ты неловкий!

    -  Сейчас зажгу свечу, - прошептал я, боясь, что-нибудь ей повредить.

    -  Не надо, я сама, - ответила она, легко выскальзывая из длинных одежд.

    Во мраке избы я различил ее белое тело. Она отступала от меня в сторону лавки, на которой недавно взбивала перину, потом исчезла в темноте.

    -  Иди скорее, - позвала девушка ломким тревожным голосом.

    -  Сейчас, уже иду, - ответил я, срывая с себя последние одежды.

    Мои руки сами нашли ее теплое тело. Девушка лежала на спине посередине постели. Я начал гладить ее грудь, удивляясь шелковистой нежности кожи. Прасковья вздрагивала, а когда руки касались самых чувствительных мест, тихо стонала. Мы оба молчали, я слышал только ее прерывистое дыхание.

    -  Поцелуй меня, сожми, раздави! Я хочу, чтобы ты сделал мне больно! - наконец попросила она чужим высоким голосом.

    Я лег рядом и крепко ее обнял. Она прижалась и обвила меня ногами. Дальше все получилось само собой и слишком быстро кончилось. Слишком велико было возбуждение, чтобы хоть как-то я мог контролировать ситуацию.

    -  Тебе не очень было больно? - спросил я, целуя ее теплую, чуть солоноватую от пота шею.

    Мы лежали рядом, и я просто держал ее за руку.

    -  Нет, я почти ничего не почувствовала, - помедлив, ответила она.

    Я не понял, что она имеет в виду, но не стал переспрашивать и выяснять, что она этим хотела сказать. Неожиданно Прасковья приподнялась, обняла меня влажными от пота руками и прижалась к груди. Я гладил ее спину, чувствуя под пальцами косточки позвоночника, а она во тьме изучала мое лицо. Потом неожиданно спросила:

    -  А это большой грех?

    -  Кто как считает, - ушел я от прямого ответа. - Мне кажется, когда по любви, то совсем не грех.

    -  А ты меня любишь? - тотчас спросила она.

    -  Да, - ответил я, прижимая ее к себе.

    Она завозилась, удобнее устраиваясь на моей груди.

    -  Тебе не тяжело? - заботливо спросила она, только чтобы не замечать, что я делаю руками.

    -  Нет, не тяжело, ты совсем легкая, - также не по теме происходящего действия ответил я.

    -  Ничего, стану настоящей женщиной, тоже войду в тело, - вдруг пообещала она, - тогда тебе не будет за меня стыдно!

    Я невольно засмеялся.