— Значит, обуем, оденем обоих.

— И накормим?

— Обязательно!

В самом скором времени Авинов сменил полувоенную форму комиссара на офицерский мундир тёмно-зелёного сукна с трёхцветным наугольником на рукаве — с недавнего времени все «цветные» полки переоделись в новую форму, единую для корниловцев, марковцев, дроздовцев или алексеевцев.

Ношеные сапоги Кирилл с удовольствием сменил на тёплые бурки.

Погладив «беззвёздные» погоны, он оглядел бравого Кузьмича — на сибиряке любая форма ладно сядет.

А на широкой груди чалдона скромненько сиял отличный «довесок» к полному Георгиевскому банту — новенький крест «Спасения Кубани» 2-й степени.

Заслужил потому что. Ценный кадр!

— Ну вот, — крякнул Исаев, — совсем другое дело!

Кирилл кивнул.

— Отдыхаем, Кузьмич, — сказал он. — Поезда сегодня не будет.

— А я и не тороплюсь, ваш-сок-родь! Кхым-кхум…

Чуть ли не весь день Авинов наслаждался неожиданной «увольнительной» — неторопливо бродил по посёлку, заглядывал на вокзал.

Ему отдавали честь встречные офицеры и нижние чины, а он с удовольствием козырял в ответ.

Где-то после обеда Кирилл выбрался за депо — и приятно удивился. На изъезженном снегу прогревали моторы четыре танка — полный бронеотряд.

Казаки звали их «таньками». Так и кричали: «Берегись! Танька идёть!»

Коробчатые бронемашины выглядели не столь внушительно, как английские «ромбусы», но тоже впечатляли.

Это были танки с завода «Русский Рено».

Весом в тыщу с чем-то пудов каждый, танки были покрыты бронёй толщиной в полдюйма.

Впереди у них размещался рулевой, справа от него сидел пулемётчик, посередине находился двигатель в две сотни «лошадей», а в корме был оборудован боевой отсек с 3-дюймовым морским орудием Канэ, где теснились и оба «пушкаря».

Клёпаные борта «танек» были выкрашены в болотный цвет, а ближе к носу на них намалевали опознавательные знаки, как бы обратные авиационным, — если у русских аэропланов на крыльях красовались трёхцветные розетки с большими белыми кругами посерёдке, окаймлёнными синими и красными полосами, то на танках всё было изображено шиворот-навыворот: в центре эмблемы помещался красный круг, обведённый синей лентой и белой.

И у каждой машины, по заведённой традиции, было собственное название, как у боевого корабля, выписанное белым по буро-зелёному: «Степняк», «Генерал Скобелев», «Пластун», «Сфинкс».

Спереди у танков торчали дула: у кого — тяжёлых пулемётов, у кого — автоматических пушек Беккера.

Лязгнули гусеницы, «сухопутные броненосцы» тронулись с места, грузно качнувшись.

Авинов уступил дорогу бронеотряду, не испытывая особого почтения.

Без «броневой рубки», то бишь орудийной башни, с противопульным блиндированием… Так себе танчики.

А «танчики» покатились в степь, выдавая вёрст пять в час и постреливая короткими очередями.

Потом «Пластун» с рёвом развернулся на месте задом наперёд, хлопая бронещитками, прикрывавшими гусеницы, и выстрелил из пушки.

Грохнуло так, что Кирилл поневоле глаза пошире открыл и рот раззявил.

Снаряд прошуршал за край снежного поля и поднял на воздух какой-то сарай, разметав его в щепки, в опилки, в пыль.

— Ух, здорово! — радостно воскликнули у него за спиной.

Кирилл обернулся.

Позади стояли, перетаптываясь, человек десять новобранцев.

Это были простые деревенские парни, «забритые» в Белую армию по указу Корнилова.