Уголовников хватали вместе с «политическими», верша скорый суд и расправу по законам военного времени — расстреливали за городом всех подряд.

Надо сказать, мирные обыватели столь жёсткий ответ «красному террору» лишь приветствовали — в Ростове стало намного спокойнее жить.

Уже мало кто опасался выпускать детей на улицу, а ночью город не замирал в страхе, слыша выстрелы и крики.

Когда опускалась тьма, по брусчатке и булыжнику только сапоги патрульных грюкали, городовые маячили да чёрными тенями сновали «моторы» — автомобили жандармского ведомства.

Ростово-Нахичеванскому комитету РКП(б), проще говоря Донкому, ушедшему в подполье, приходилось туго.

Лишь связные Донкома — Этель Борко да Варя Литвиненко проживали по прежним адресам.

Молоденькая Этель, которой ещё и двадцати двух не исполнилось, снимала комнату на Воронцовской, деля её с подругой Машей Малинской.

А вот председатель комитета Егор Мурлычёв третий месяц не показывался дома, скрывался.

Прятались его подручные — слесарь Андрей Васильев-Шмидт и типографский наборщик Абрам Муравин, Григорий и Николай Спирины. Пряталась секретарь Донкома Ревекка Гордон.

Правда, мандат Котова, подписанный самим Троцким, послужил своего рода пропуском — как же не довериться посланцу Кремля?!

И вот Степан торопливо шагал Береговой улицей, что тянулась параллельно Дону.

А вот и тот самый дом… Луна высветила высокую крышу, выбелила пару колонн, поддерживавших массивный навес над крыльцом.

Жилище явно не бедняка, ну да большевикам многие сочувствуют.

Тщательно проверившись, Котов прошмыгнул за калитку.

Собак тут не держали, а вот сторож имелся — сбоку от крыльца разгорелся огонёк папиросы.

— Я это, — негромко сказал Степан.

— Привет, Стёпка! — послышался голос из темноты. — Проходи.

Котов кивнул, по голосу узнавая Абрама.

В сенях было холодно, зато за порогом его сразу охватило тепло.

Около стола, на котором горела лампа-пятилинейка, стоял в напряжённой позе Мурлычёв, крепко сбитый мужик среднего возраста, среднего роста, средних способностей.

— Здорово же, Котов, — сказал он облегчённо, откладывая наган.

— Здорово, — буркнул Степан. — Дело есть.

В этот момент в комнату заглянула Этель — хорошенькая, хоть и наивная девушка, с восторгом принявшая революцию, бросившая Донской университет и с головою ушедшая в политику.

Впрочем, в смелости ей не откажешь — Борко добыла немало оружия и боеприпасов для Донкома, а такой-то товар на базаре не купишь.

— Привет, Стёп! — прозвенела Этель.

— Привет, — улыбнулся Котов.

— Выкладывай же, — велел Мурлычёв.

И Степан выложил — о своих подозрениях, о подкопе, о «ростовском сейфе».

Егор сразу заинтересовался.

— Так-так-так… — проговорил он. — Сейфы же ихние — это нам ни к чему, а вот место… Значит, говоришь, под Николаевским переулком проходит?

— Ну да.

— Самое то! Мы тут… того…

— Товарищ Мурлычёв задумал Корнилова кокнуть! — радостно воскликнула Этель.

— Правда? — вежливо удивился Котов.

— Ну да! Помнишь же, ты ещё про своего беляка рассказывал? Оказалось-то, что ему сам Владимир Ильич поручал Корнилова… того. Ну и вот. А мы тут с товарищами подумали, да и решили — ничего же, что предатель проник в наши ряды! Задание Ленина мы всё равно выполним же! Смотри — послезавтра Рождество же.