Ну, положим, так витиевато я сказать не мог...

И опять Серый ушел в подполье, по болезни. Вместе с Василием по псевдониму Ламбада.

- А чего ты себе такую иностранную фамилию взял? - поинтересовался я, когда мы углубились в холодные недра горы.

- Да батька, дурак старый, наградил, - охотно пояснил Василий. Приехал ко мне в часть, еще по первому году, вечером в солдатском клубе стали телевизор смотреть. А там танцы казали, конкурс. Ну и эту самую ламбаду.

Батька и заржал во весь бас. Во, говорит, Васька, а я и не знал, что это дело ламбадой зовется. Мы эту самую ламбаду еще когда с твоей мамкой бацали, на ее крыльце, как стемнеет. Тебя так и сламбадили. Токо у нас это по-другому называлось.

Ну, ребята и подхватили. Так прилипла эта ламбада, что меня старшина два раза в ведомость под ней заносил, ровно фамилию. И куда ни переведут, даже в другую часть - она за мной. Натерпелся. А потом привык. Теперь нравится, - заключил с гордостью. - Ни у кого такой нет.

За интересным разговором вышли на "развилку". Василий облазил все три выхода из Пещер; действительно, все камни руками потрогал, бормоча под нос какие-то новые для меня слова вроде той же ламбады.

- Теперь совсем все ясно, товарищ полковник. Сколько вы мне людей дадите?

- Сколько скажешь.

- От срока зависит.

- Сутки.

- Сделаем. А вообще, не люблю я эти горы рвать. С домами, к примеру, проще. А тут никогда не знаешь, что получится. Да еще река рядом. Рванешь чуть не так, воду поднимешь...

- Э, Василий, уж делай с гарантией. Мне не надо, чтоб ты город затопил.

- Да я понимаю, товарищ полковник, что вам надо. А вот что получится...

Кокетничает Васька своим умельством. Я ведь видел, как чутко он мужицкими пальцами каждый камешек изучил. Каж дую трещинку в монолите скалы проверил. И даже цветными мелками что-то пометил.

Раздав срочные распоряжения, я закрылся в кабинете. Наедине с собой.

Была нужда перед решающим днем мысли собрать, чувства обновить, что-то позади оставить, что-то впереди засветить - это как перед боем, по обычаю, рубаху на чистую сменить.

Что ж, кое-что, однако, сделано.

Экономическую базу преступности я подорвал, в городе в основном наладилось производство, искоренены все криминальные и полукриминальные виды бизнеса. Организованную преступность днями окончательно добью. Проституцию - это социально-криминальное зло - истребил. Милиция моя, очистившись от всякой скверны, работает по петровскому принципу: "В службе - честь!" Горожане активно включились в поддержание общественного порядка. Развернулась работа с молодежью. Городская власть - под контролем трудящихся. Да и не нужен ей этот контроль, порядочные люди в нем не нуждаются.

Да, вот еще. На днях проверил, как функционируют мои "подведомственные" пенитенциарные учреждения.

Там, конечно, нам с начальством повезло. Опять же Петр I: "Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего зело истребны люди твердые, добрые, веселые".

Теперь зона работала дифференцированно: на перевоспитание одних и наказание других. Идея раздельного содержания осужденных за насильственные и ненасильственные преступления, отделения молодежи, изоляции рецидивистов и "законников" себя полностью оправдала.

Медики и психологи выделили группу осужденных с врожденными преступными наклонностями - их еще более надежно изолировали, мягко говоря.

Да и общее впечатление было неплохое: заработал Завод сельхозмашин - выпускал сеялки-веялки, вошли в строй столярный и инструментальный цеха, где осужденная молодежь приобретала мирные специальности и привычку к труду, велось строительство дополнительных бытовых помещений.

Приемлемый быт, питание - как в пионерлагерях далеких лет, хорошее медобслуживание. Разбили приличный огородик, даже теплички поставили.