Заплывший милиционер на входе при виде полковничьего милицейского удостоверения равнодушно кивнул.

На вопрос Гулевского, как найти следователя Цыпко, снизошел до краткого пояснения:

— Следователи налево, прокуроры направо.

Со второго этажа левой лестницы донесся многоголосый жеребиный гогот.

— Это как раз следователи, — подтвердил постовой.

За время недолгого подъема Гулевский успел уловить, что на втором этаже обсуждается вчерашний сабантуй с девицами из канцелярии. Какой-то Симка, не стесняясь в подробностях, доказывал, что Машку он все-таки отымел. Собеседники, явно подтрунивая, матерно сомневались.

Перед Гулевским открылась задымленная лестничная площадка. В клубах табачного дыма энергично размахивал руками долговязый круглолицый парень в длинном кожаном пальто и остроносых, загнутых кверху туфлях — несомненно, тот самый Симка. Лица трех его собеседников были исполнены лукавства. Заразительней и откровенней прочих гоготала девица в форме лейтенанта юстиции.

Появление незнакомца не смутило весельчаков и даже не заставило прервать разговор.

— Вообще-то здесь посетители бывают. И не все глухие, — проходя мимо, бросил Гулевский.

На него глянули с недоумением.

Кажется, вся жизненная активность следственного комитета сосредоточилась на лестничной клетке. Во всяком случае длинный, покрытый свежим линолеумом коридор показался Гулевскому беззвучным. Немногие, притихшие у кабинетов посетители выглядели так, будто из них откачали воздух.

Он разыскал дверь, на которой среди прочих фамилий значилось — «И.Б.Цыпко», коротко постучал и, не дождавшись ответа, вошел.

Кабинет оказался пуст. Лишь заваленные бумагами столы и распахнутые настежь сейфы свидетельствовали, что хозяева их неподалеку. В ворохе бумаг натренированный глаз Гулевского заметил уголовные дела, — заходи — бери. «Должно быть, „лестничные“ олухи,» — решил про себя Гулевский.

Он собрался выйти, но тут послышался шорох и из-за крайнего, у окна, стола показалась нескладная бледненькая девчушка с короткой высветленной стрижкой, очевидно, секретарь или практикантка. В руках она держала оброненные очки.

— Мне нужен следователь Цыпко, — обратился к ней Гулевский.

— Я вас слушаю, — девушка подула на стекла.

Гулевский не сдержал удивления. Девчушка водрузила на нос очки, сделавшие ее несколько старше, оправила юбку.

— Следователь Цыпко Ирина Борисовна, — со строгостью в голосе представилась она.

— Здравствуйте. Моя фамилия — Гулевский.

Цыпко припоминающе свела бровки к переносице.

— У вас материалы по факту смерти моего сына, Константина Погожева, — Гулевский с усилием выдавил из себя эти слова. — У него фамилия матери, — опередил он вопрос. — Хотелось бы узнать, что установлено и что делается по делу.

— Как же, как же. Это которые отравились, — припомнила Цыпко. Она приняла скорбный вид. — Прежде всего, позвольте выразить соболезнование. Поверьте, мы все сочувствуем вашему горю.

Фальшивое, казенное сострадание зародило в Гулевском глухое раздражение.

— Делается, поверьте, все возможное, — сюсюкающим тоном, каким говорят с заболевшими детьми, продолжила Цыпко. — И как только появятся результаты…

— Номер уголовного дела! — перебил ее Гулевский.

Цыпко озадаченно прервалась.

— К сожалению, для возбуждения уголовного дела пока нет достаточных оснований, — огорченно сообщила она. — Но доследственная проверка, уверяю вас, ведется тщательнейшая.