— Но доследственная проверка, уверяю вас, ведется тщательнейшая.
— Да? И какая же, позвольте спросить? — заинтересовался Гулевский. — Каково заключение судебно-медицинской экспертизы? Кто по Вашему поручению осуществляет оперативно-розыскные мероприятия?
— Ой! — Цыпко по-девчоночьи всплеснула руками. — А то все никак не соображу, где вас видела. Вы ж у нас в сентябре вводную лекцию на первом курсе Академии правосудия читали! Вот как про оперативно-розыскные действия сказали, сразу вспомнила.
— Вы — студентка первого курса? — поразился Гулевский. — И вас утвердили на должность следователя? По блату, что ли?
— Да что вы? Тоже мне — блат. Еще и уговаривали! — обиделась Цыпко. — У нас многим девчонкам с курса предлагали. Деньги, конечно, небольшие, поэтому ребята отказываются, но все-таки, пока учишься, можно перетоптаться. Мы с мамой посоветовались и согласились. Вообще-то я поступала в консерваторию по классу виолончели. Но — переиграла, — она помяла пальчики. — Думала, в музыкальную школу пойти, но там преподавателям вообще копейки платят. Ничего, главное до диплома дотерпеть. А там сразу — в адвокатуру.
— Знаний-то для следственной работы хватает? — желчно поинтересовался Гулевский.
— Не очень. Но я вникаю. В конце концов это ж не виолончель, — простодушно поделилась Цыпко. Глаза ее наполнились свежим, непритворным состраданием:
— Господи! Так это ваш сыночек! Если б мы сразу узнали…
— Покажите материалы! — потребовал Гулевский.
Цыпко смешалась:
— Вообще-то не положено. Но вам, наверное, можно.
Со вздохом открыла тяжелую сейфовую дверь, на ощупь вытянула тонюсенькую папочку со штамповкой «Уголовное дело №». Номера не было. Да и внутри папка, по сути, была пуста. Лежали две телефонограммы — из больницы и из морга да бланк объяснения с куцыми показаниями некоего Бовина, охранника жилтоварищества «Товарищество достойных», обнаружившего сначала Вадима Седых, а после — тело Константина Погожева. Объяснение состояло из нескольких предложений: возле проходной упал человек, пошел с обходом, на седьмой по счету скамейке, считая от метро, увидел тело, позвонил. Протокола осмотра места происшествия не было вовсе.
— Это все? — не поверил Гулевский. Он даже бессмысленно потряс пустую папку. — Где план оперативно-следственных действий? Где постановления о назначении экспертиз? Где поручения органу дознания? Где протокол осмотра места происшествия, наконец? Ведь тру-уп!
Цыпко сглотнула:
— Я тоже милицию спрашивала, где протокол осмотра? Оказывается, они решили, что раз перепились пьяные, то нечего осматривать. Потом уж, когда из больницы и из морга телефонограммы поступили, — передали нам по подследственности… Представляете, каков уровень в этой милиции, — посетовала она. — Виталий Борисович, наш руководитель следствия, их тоже очень ругал.
Она заискивающе поглядела на именитого посетителя. Гулевский все не мог поверить тому, что видел.
— Да, милиция откровенно схалтурила, — согласился он. — Но у вас-то эти материалы уже, — он зачем-то сверился с часами, — больше двух недель. Вы-то давно знаете, что потерпевшие не упились! Что их отравили с целью ограбления. Или — не знаете?! — догадался вдруг он. — Вам известно, что у моего сына была похищена крупная сумма денег, часы, мобильник?
— Да что вы? — безыскусно удивилась Цыпко.
Гулевского перетряхнуло.
— Неужто и впрямь никто ничего не делает?
Он отбросил пустые «корочки». |