Стремянный лишь крякнул. Он продолжал общаться со многими из бывших сослуживцев и знал, что разные службы стали «крышевать» различные преступные группировки. И порой столкновение интересов преступников приводило к «стрелкам» внутри милиции. Собственно из-за этого он и подал в отставку.

Но Гулевский-то отошел от практики еще в умилительную советскую эпоху, когда милиция стояла против преступности единым фронтом. То, что он услышал от Батанова, не укладывалось в голове.

— Что значит «заказал»? — Гулевскому показалось, что он ослышался. — Вы хотите сказать, что один оперативник милиции выступает организатором убийства своего сослуживца? Как такое возможно?

Батанов, сообразив, что наговорил лишнего при постороннем, оборотился к Стремянному.

— Илья Викторович Гулевский — полковник милиции и мой близкий друг, — запоздало представил тот. — Мы приехали к тебе насчет двойного отравления.

— Отравления? — взгляд Батанова потускнел. — Так вы с проверкой?

— Все в порядке. Илья Викторович — отец погибшего Константина Погожева, — успокоил его Стремянный. — Хочет узнать о результатах розыска.

— Мы только что из следственного комитета, — напористо включился в разговор Гулевский. — Выясняли, почему до сих пор не возбуждено уголовное дело. Так вот Мелешенко сослался, что дал вам поручение вести активную розыскную работу.

— Врет, прохиндей! — с аппетитом уличил Батанов. — Ничего он никому не поручал, пустышка. Сидят и ждут, когда угро им раскроет. А потом рапортуют наверх как о своих успехах.

Стремянный и Гулевский переглянулись.

— Но розыск-то раскрывает? — осторожно уточнил Стремянный.

— А как же, — бодренько подтвердил Батанов. Но то ли врать настроения не было, то ли неловко стало крутить перед старым сыскарем. — Если честно, мужики, как своим: руки не дошли. Столько неотложной текучки, только успевай поворачиваться.

Зазвонил мобильник. Батанов, изобразив извиняющийся жест, отошел в сторону.

— Ты что-нибудь понял? — Гулевский потеребил нос. — Что может быть неотложней для уголовного розыска, чем раскрытие убийств?

Стремянный хотел ответить, но Батанов быстро вернулся.

— Вот, пожалуйста, клиенты ограбили проституток, — он для чего-то показал на телефон. — Просто повальное падение нравов. Придется срочно заниматься. А у меня каждая единица на счету. Да добро бы полноценные единицы были. А то — шантрапа, пацанье необученное. Но даже тех, кто есть, вывели за штаты, реформаторы хреновы! А двух лучших вообще на увольнение. Возраст, видишь ли! Им там надо отчитаться о сокращении. Так вишь как вывернулись, — вместо того, чтоб друг дружку посокращать, додумались, — самые живые службы ощипывают.

Горячность Батанова была наигранной. Было заметно, как хочется ему увильнуть от неприятного разговора. Он даже, щелкнув по циферблату, протянул руку для прощания. Но вырвать ее из дружеской лапы Стремянного не получилось.

— Коля, — внушительно произнес Стремянный. — Надо наше дело порешать.

Закипевшему Гулевскому просительный тон показался неуместным.

— Что значит «наше»? — резко вмешался он. — Мое дело было похоронить.