, -- значит, ты не собирался
идти в Замок, ты шел сюда?" Улыбка Варнавы показалась ему бледнее, сам он --
незначительней. "Почему же ты меня не предупредил?" "Да ты меня и не
спрашивал, -- сказал Варнава, -- ты только хотел дать мне еще поручение, но
не в общей комнате и не в своей каморке, вот я и подумал, что тут, у моих
родителей, тебе никто не помешает передать мне все что надо. Сейчас они все
выйдут, если ты прикажешь, а если тебе у нас больше нравится, ты и
переночевать можешь тут. Разве я что-нибудь сделал не так?" К. ничего
ответить не мог. Значит, все это обман, подлый, низкий обман, а К. так ему
поддался. Околдовала его узкая, шелковистая куртка Варнавы, а сейчас тот
расстегнул пуговицы, и снизу вылезла грубая, грязно-серая, латаная и
перелатанная рубаха, обтягивавшая мощную, угловатую, костистую грудь
батрака. И вся обстановка не только ничему не противоречила, но еще ухудшала
впечатление, и старый подагрик-отец, передвигавшийся скорее ощупью, при
помощи рук, медленно шаркая окостеневшими ногами, и мать со сложенными на
груди руками, еле-еле семенившая мелкими шажками из-за невероятной своей
толщины. Оба они -- и отец и мать -- сразу, как только К. вошел, двинулись
ему навстречу, но все еще никак не могли подойти поближе. Обе сестры --
блондинки, похожие друг на друга и на Варнаву, только грубее чертами лица,
высокие плотные девки -- обступили пришедших, дожидаясь хоть какого-нибудь
приветствия от К. Но он ничего не мог выговорить: ему казалось, что тут, в
Деревне, каждый человек что-то для него значил, да, наверно, так оно и было,
и только эти люди никак его не касались. И если бы он мог самостоятельно
найти дорогу на постоялый двор, он тотчас же ушел бы отсюда. Его никак не
привлекала возможность пойти в Замок с Варнавой утром. Он хотел бы
проникнуть туда вместе с Варнавой незаметно, ночью, да и с тем Варнавой,
каким он ему раньше казался, с человеком, который был ему ближе всех, кого
он до сих пор здесь встречал, и о котором он, кроме того, думал, будто он,
вопреки своей скромной с виду должности, тесно связан с Замком. Но с членом
подобного семейства, с которым он так неотъемлемо был связан -- он уже сидел
с ним за столом, -- с человеком, которому явно не разрешалось даже ночевать
в Замке, с ним об руку, среди бела дня явиться в Замок было немыслимо --
смешное, безнадежное предприятие.
К. присел на подоконник, решив провести так всю ночь и вообще никаких
услуг от этого семейства не принимать. Жители Деревни, которые его прогоняли
или испытывали перед ним страх, казались ему гораздо менее опасными: они, в
сущности, предоставляли его самому себе и тем помогали внутренне собрать все
свои силы, но такие мнимые помощники, которые, вместо того чтобы отвести его
в Замок, слегка замаскировавшись, вели к себе домой, такие люди его сбивали
с пути, волей или неволей подтачивали его силы. На приглашение сесть к
семейному столу К. не обратил внимания и, опустив голову, остался на своем
подоконнике. |