— Что? — подскочил Бурнашов. — Даже так? По-крупному сорвалась!

— Да лучше бы подожгла! — горевал Гохман. — Давно пора спалить. Как покажусь? Развод железный!

— Найдём Сашеньку, бабы скорей разберутся.

— Где найдёшь? Час мотаемся по посёлку!

— Ты пока спину жене не предъявляй, — посоветовал Кирилл Петрович. — После возвращения с Гнилой покажешь. Отмазка будет: женщин с деревьев снимал — поцарапали.

Участковый тяжело вздохнул.

— Сейчас переодеться бы. Как я предстану перед кинозвездой? Хотя бы рубаху сменить... Да сразу увидит!

— Дам рубаху, — пообещал Бурнашов. — У меня запасных куча. Поехали Александру искать?

— Милицейскую дашь? Форменную?

— Форменных нету...

— Тогда молчи! — Гохман спрыгнул с мотоцикла. — Сдаваться иду. Если долго не будет, выручайте. Придумайте что-нибудь: мол, срочно вызывают, губернатор летит. Только про Неволину — ни слова! Может, хоть побриться успею!

— Не брейся — вслед посоветовал Бурнашов. — Со щетиной ты брутальный самчина. Надо сохранять имидж.

— Чего?

— Ну, образ! Сейчас женщинам нравятся неопрятные, небритые.

Гохман убежал, а Колюжный на месте усидеть не мог — метался вдоль улицы.

— Да где он, мать его!

— Отношения выясняет, — отозвался Бурнашов. — Хлопотное это дело... Александра напилась? Говори честно!

— Чуть-чуть, — признался Вячеслав.

— Если подстриглась, царапаться бросилась и поджигать — не чуть-чуть...

— Ну, подстриглась она из-за репьёв.

— Не оправдывай... Удержать не мог? Впрочем, трудно удержать, если вразнос пошла.

— Бутылку отобрал.

— Ей вообще нельзя к спиртному притрагиваться. Дурная становится. Знаешь, что она вытворяла?

Однако рассказывать не стал, может, потому, что тишина в доме Гохмана действовала успокоительно, только свиньи во дворе хрюкали. И вообще, после сумасшедшей, тревожной ночи посёлок угомонился и отсыпался. Колюжный тоже слегка усмирился, по крайней мере перестал метаться.

— Сейчас историю услышал, — поделился он переполняющими чувствами, — про женщину-террористку.

— Ты про кого? — чуть оживился Бурнашов.

— Про Евдокию Сысоеву.

— Опять про Евдокию.

— Представляешь, Сорокины её дважды продавали, и она оба раза возвращалась!

— То есть как — продавали?

— Как продают пленниц, рабынь. В заложницах у них была! Ещё в Канаде!

Стрёкот геликоптера показался громким и враз испортил момент откровения.

— Это он куда? — сам себя спросил Кирилл Петрович.

Игрушечный вертолёт взмыл над Усть-Карагачом, развернулся, приподнял хвост и понёсся куда-то на восток.

— Вы с пилотом договаривались? — Колюжный таращился в небо.

— Как же! Бензовоз пригнал! Маршрут проложили, то есть курс согласовали... Где этот немец?!

Он бросился к калитке, но Гохман уже летел навстречу: с вилами, в прежней фуфайке и с автоматом — переодеться и побриться не успел.

— Куда вертолёт полетел?

— У тебя хотел спросить!

— Давай быстро на аэродром!

Мотоцикл опять завели с толкача, на ходу оседлали и выползли на центральную улицу.

— Хозяйство запущено, — посожалел участковый. — Огород пахать надо... Единственная отрада — имидж сохранил и Ларису Неволину увижу.

— Её лучше на экране смотреть, — отозвался Бурнашов. — Газу-то прибавь. Чего мы тащимся — пешком быстрее.