|
Вот оно, верное слово! Вы пока только силуэт: спина, трубка, манера двигаться, бурчать себе под нос... - Спасибо. - Но постепенно вы обрастете плотью, вот увидите. Не знаю, сколько времени на это уйдет. Но вы заживете более осмысленной, более сложной жизнью... - И то хорошо. - Например, пока что у вас еще нет семейного очага, а ведь на самом деле бульвар Ришар-Ленуар и мадам Мегрэ составляют добрую половину вашей жизни. Пока что вы только звоните домой, но скоро читатель вас там увидит. - В халате и шлепанцах? - И даже в постели. - Я сплю в ночной рубашке, - иронически заметил я. - Знаю. Это довершает ваш облик. Даже если бы вы спали в пижаме, я одел бы вас в ночную рубашку. Неизвестно, чем окончился бы этот разговор, - по всей вероятности, крупной ссорой, если бы мне не сообщили, что пришел наш осведомитель с улицы Пигаль. - Одним словом, - сказал я Сименону, когда он, прощаясь, протянул мне руку, - вы собой довольны. - Еще нет, но это не за горами. Ну могли я ему сказать, что запрещаю впредь пользоваться моим именем? По закону мог. И это послужило бы поводом к одному из так называемых "чисто парижских" процессов, где я стал бы всеобщим посмешищем. А персонаж обзавелся бы другим именем. И все же остался бы мной, вернее, мной в упрощенном варианте, который, если верить автору, будет постепенно усложняться. Хуже всего, что этот нахал не ошибся и мне предстояло из месяца в месяц, из года в год находить на фотоснимке, украшающем обложку его книг, нового Мегрэ, с каждым разом все больше и больше похожего на меня. И если бы только книги! Не осталось в стороне кино, радио, а потом и телевидение! Странное это чувство - увидеть на экране, как ходит, разговаривает, сморкается некий субъект, выдающий себя за вас, перенявший какие-то ваши черточки, слышать, как он произносит те самые слова, что вы действительно сказали когда-то в памятных вам обстоятельствах, в обстановке, порой восстановленной до мельчайших подробностей. Первый кино-Мегрэ, Пьер Ренуар, был еще в какой-то мере похож на меня. Только чуть выше ростом, чуть стройнее. Черты лица, разумеется, были другими, но манерой держаться этот актер иногда удивительно напоминал меня - видно, немало времени тайком наблюдал за мной. Через несколько месяцев я стал на двадцать сантиметров ниже, но зато раздался вширь и в исполнении Абеля Таррида выглядел тучным и благодушным, круглым, как надувная игрушка, которая вот-вот взлетит под потолок. Я уж не говорю о самодовольном подмигивании, сопровождавшем все мои удачные находки и уловки. Я не досмотрел этот фильм до конца, но злоключения мои на этом не кончились. Гарри Бор, наверное, талантливый актер, но ему в ту пору было на двадцать лет больше, чем мне, и лицо его было одновременно безвольным и трагическим. Не важно! Постарев на двадцать лет, я примерно на столько же помолодел значительно позже, в исполнении некоего Прэжана, которого мне не в чем упрекнуть, - как, впрочем, и остальных, - разве только в том, что он скорее смахивал на нынешних молодых инспекторов, чем на людей моего поколения. Наконец, совсем недавно я снова растолстел, да так, что казалось, сейчас лопну, и к тому же свободно заговорил по-английски в изображении Чарльза Лоутона. |
