Все, кроме Луизы, - она в тот вечер несколько раз отказывалась танцевать, предпочитая болтать со мной.
Едва мы вышли, я опять спросил Феликса:
- Что он сказал?
- Сперва ответь мне правду: чем ты занимался до того, как стал секретарем комиссара?
- Ну... служил в полиции...
- Форму носил?
Вот оно что! Вот где собака зарыта! Очкарик видел меня когда-то в форме, а теперь узнал.
Представляете себе? Рядовой полицейский среди господ из дорожного ведомства!
- А она что сказала? - еле выдавил я из себя.
- Она была на высоте. Она всегда на высоте. Ты мне не веришь, но сам увидишь...
Бедняга Жюбер!
- Она ответила, что форма, несомненно, шла тебе больше, чем пошла бы ему.
И все же в следующую пятницу я не явился на бульвар Бомарше. Я избегал Жюбера. Через две недели он сам ко мне пришел.
- Кстати, о тебе справлялись в прошлую пятницу.
- Кто?
- Мадам Леонар. Спрашивала, не заболел ли ты.
- Я был очень занят.
Но я не сомневался, что мадам Леонар заговорила обо мне потому, что ее племянница...
Ладно! Пожалуй, не стоит входить в дальнейшие подробности. Мне и без того придется отстаивать только что написанное, чтобы оно не попало в мусорную корзину.
Примерно в течение трех месяцев Жюбер, сам того не подозревая, играл незавидную роль, хотя мы вовсе не собирались его обманывать. Он приходил за мной в гостиницу и повязывал мне галстук, ссылаясь на то, что я не умею одеваться. Он говорил мне, видя, что я в одиночестве сижу в уголке гостиной:
- Поухаживал бы ты за Луизой. Ты просто невежа.
Он настойчиво твердил, когда мы выходили на улицу:
- Напрасно ты думаешь, что ей с тобой неинтересно. Напротив, ты ей очень нравишься. Она постоянно о тебе спрашивает.
Незадолго до Рождества приятельница Луизы, та, что немного косила, стала невестой пианиста, и они перестали бывать на бульваре Бомарше.
Не знаю, то ли поведение Луизы охладило пыл ее поклонников, то ли мы с ней не очень ловко скрывали свои чувства. Как бы то ни было, но с каждой пятницей число гостей в доме Жеральдины и Ансельма убывало.
Решительное объяснение с Жюбером произошло в феврале у меня в комнате. В ту пятницу он пришел не во фраке, что я сразу заметил. Лицо его выражало горечь и покорность судьбе - ни дать ни взять вылитый актер "Комеди Франсэз"!
- Я все же пришел завязать тебе галстук, несмотря ни на что! - сказал он, криво усмехаясь.
- Ты сегодня занят?
- Напротив, свободен, совершенно свободен, свободен как ветер, свободен как никогда! - Стоя передо мной с белым галстуком в руке, он поглядел на меня в упор и проговорил:
- Луиза мне все сказала.
Меня словно обухом по голове ударили. Мне-то она еще ничего не сказала. И я ей тоже еще ничего не сказал.
- О чем ты говоришь?
- О тебе и о ней.
- Но...
- Я ей задал вопрос. Специально ходил к ней вчера.
- Какой вопрос?
- Я спросил, согласна ли она выйти за меня. |