|
- В таком случае надо начать с камеры предварительного заключения, потому что большинство из них там ночует, прежде чем попасть к нам. - Я осмотрел ее прошлой ночью, - сообщил он как ни в чем не бывало. Он ничего не записывал. При нем не было ни блокнота, ни ручки. Несколько минут он постоял в приемной, где висят в черных рамках фотографии полицейских, погибших при исполнении служебного долга. - Сколько же их умирает в среднем за год? Потом ему вздумалось посмотреть мой кабинет. Случилось так, что в эти дни там шел ремонт. Я временно занимал маленькую комнату на первом этаже, самого старомодного канцелярского вида, пыльную, с мебелью черного дерева и печуркой, какие и сейчас еще можно порой увидеть на провинциальных вокзалах. Это был тот самый кабинет, где я, начав инспектором свою службу в полиции, просидел лет пятнадцать и, сознаюсь, с тех пор сохранил нежные чувства к этой круглой печке, докрасна раскалявшейся в зимние дни, так как я набивал ее углем по самую трубу, и это было вовсе не чудачество, а скорее сознательный прием, чуть ли не уловка. Во время трудного допроса я вставал и принимался подолгу шуровать в печке кочергой, потом с грохотом подбрасывал уголь, сохраняя самый благодушный вид, а подследственный тем временем в недоумении смотрел на меня. Когда я наконец переселился в современный кабинет с центральным отоплением, я стал скучать по своей старой печурке, но никогда не просил разрешения - мне бы все равно отказали - забрать ее с собой на новое место. Посетитель рассматривал мои трубки, пепельницы, черные мраморные часы на камине, эмалированный фонтанчик с питьевой водой за дверью, полотенце, пахнувшее, как всегда, мокрой псиной. Он не задавал никаких вопросов, касающихся следствия. Папки с делами, по-видимому, его тоже не интересовали. - Вот эта лестница ведет в лабораторию. Там он окинул взглядом застекленную крышу, стены, пол, манекен, которым иногда пользуются при воссоздании картины преступления, однако и сама лаборатория с ее сложной аппаратурой, и то, чем в ней занимались, не возбудили его любопытства. Я было начал по привычке объяснять: - Если увеличить в несколько сот раз любой написанный от руки текст и сравнить его... - Знаю, знаю. И тут он, будто между прочим, спросил меня: - Вы Ганса Гросса читали? Я даже имени его никогда не слышал. Впоследствии я узнал, что это австрийский следователь, который впервые, кажется в 1880 году, ввел курс научной криминалистики в Венском университете. А вот мой гость читал два толстых тома, написанных этим австрийцем. Он вообще все на свете читал, в том числе множество книг, о которых я и понятия не имел, и теперь небрежно перечислял их названия. - Пройдемте в эту галерею, я покажу вам картотеку, где мы храним... - Знаю, знаю. Он начинал меня раздражать. Можно было подумать, что меня оторвали от работы только для того, чтобы он разглядывал стены, потолки, пол, всех нас, словно составляя в уме инвентарный список. - Сейчас, наверное, в антропометрическом отделе горячая пора. С женщинами, должно быть, закончили. Настала очередь мужчин... Человек двадцать обнаженных мужчин, задержанных ночью, ожидали своей очереди на обмер и фотографирование. - В общем, - сказал молодой посетитель, - мне осталось осмотреть спецлазарет предварительного заключения. |
