Изменить размер шрифта - +
Однако с голоду они не умирали. Следовательно, как-то кормились.
     И в таком положении находились, да и теперь находятся тысячи, десятки тысяч человек.
     Вы обнаруживаете деньги у них в карманах, или в тайнике за шкафом, или чаще всего в башмаках. Теперь надо выяснить, где и как они раздобыли эти деньги, и начинается самый утомительный из допросов.
     Даже если они понимают по-французски, они прикидываются, что не понимают, с готовностью смотрят вам в глаза и без конца заверяют в своей невиновности.
     Остальных допрашивать бесполезно. Они не выдадут.
     Все будут твердить одно и то же.
     Кстати, больше половины преступлений в Парижском районе совершается иностранцами.
     Лестницы, лестницы и опять лестницы. Не только ночью, но и днем, и всюду девки - профессиональные проститутки и еще совсем молодые и свежие, приехавшие Бог знает зачем из своих родных мест.
     Я помню польку, которая делила с пятью мужчинами номер гостиницы на улице Сент-Антуан и наводила их на преступления, награждая затем по-своему того, кто вернулся с удачей; остальные бесновались от ревности тут же в номере и чаще всего набрасывались затем на обессилевшего счастливца.
     Двое из них были звероподобными великанами, но она их не боялась, ей стоило только улыбнуться или нахмуриться, чтобы они присмирели; уже у меня в кабинете, во время допроса, один из этих огромных парней что-то сказал по-польски, и она преспокойно отвесила ему оплеуху.
     "Чего только вы не насмотрелись!"
     Я и в самом деле насмотрелся на разных людей, на мужчин и женщин в разных ситуациях, на разных ступенях общественной лестницы. Смотришь, записываешь, пытаешься понять.
     Только понять-то надо не какую-то общечеловеческую загадку. Против такой романтической идеи я ополчаюсь с особым раздражением, чуть ли не с яростью.
     Поэтому, в частности, я и взялся за перо, чтобы внести некоторые поправки.
     Надо отдать должное Сименону - его объяснения почти всегда правильны.
     И все же мне часто становилось неловко, когда я читал в его книгах о каких-то своих улыбочках и ухватках, вовсе мне не свойственных, которые, наверное, заставили бы моих сотрудников в недоумении пожать плечами.
     Лучше остальных это понимает, должно быть, моя жена. Поэтому, когда я прихожу домой, она не пристает ко мне с расспросами, какое бы дело я ни вел.
     Я тоже, как говорится, не набиваюсь с рассказами.
     Сажусь обедать, как любой чиновник, вернувшийся со службы. И иногда в двух-трех словах, как бы невзначай, сообщаю о какой-нибудь встрече, допросе или подследственном.
     Если жена и задаст вопрос, он всегда будет по существу:
     - В каком же это районе?
     Или:
     - Сколько ему лет?
     Или еще:
     - А давно она во Франции?
     Потому что все эти мелочи стали со временем так же важны для нее, как и для нас.
     Но ее никогда не интересует побочная сторона дела, какой бы отвратительной или трогательной она ни была.
     И Бог свидетель, это вовсе не говорит о ее равнодушии!
     - Жена приходила к нему в предварилку?
     - Сегодня утром.
     - С ребенком?
     По причинам, о которых я умолчу, ее особо интересуют те, у кого есть дети, а если вы полагаете, что у правонарушителей, злоумышленников и преступников не бывает детей, вы ошибаетесь.
Быстрый переход