|
Мастер хмурился. «Ма‑ма ху‑ху», – ворчал он, что в русском эквиваленте означало «ни рыба ни мясо». Женька был недоволен собой, проклинал день и час, «когда переступил порог этого чертова кабака», но уважение к Мастеру, культ Учителя, привитый Кимом, брали верх над эмоциями. Преданность памяти первого наставника и верность слову, данному Хану, удерживали его от опрометчивых поступков. И когда терпение все‑таки лопнуло, он решил сказать об этом старику. Но китаец опередил его словами:
– Я знаю, что ты хочешь сообщить мне. Ты хочешь видеть результат? Но в Дим‑Мак удар по любой из точек может окончиться смертью, если не научиться распределять силу. Ты еще очень мало знаешь. Впрочем, настало время кое‑что показать. По команде Гао Женька принял боевую стойку и попытался ударить ногой в корпус с разворотом. Но как только он, со всей доступной ему скоростью, повернулся к Гао на 45 градусов, острая боль пронзила его плечи, а руки повисли плетьми, и никакими усилиями воли он не мог заставить их работать. – Это точка тянь‑ляо, – объяснил Мастер как ни в чем не бывало. – Действует с 21 до 23 часов и вызывает паралич плечевого сплетения, Он нажал пальцем куда‑то в центр дельтовидной мышцы, и Женька почувствовал возвращение к жизни. Гао улыбнулся, направился к выходу. – Мастер Гао, – спросил Женька, – откуда вы знаете русский язык? Старик остановился в дверях, помолчал. – Я тридцать лет работал наставником рукопашного боя на Лубянке, – ответил. – Но Дим‑Мак я их не учил. Ты будешь не единственным, кто владеет этим стилем, но одним из очень немногих… Мастера Гао убили 2 июля в 22.30, через полчаса после закрытия ресторана, когда он мыл пол в пустом зале. Его прошили очередью сквозь витринное стекло. Говорили, что это сделали кавказцы – конкуренты Кая. В 23 часа заканчивалось действие точки тянь‑ляо – огонь, лето, Марс. Теперь же, когда не стало Кима и Гао, и встреча восхода солнца зависела от него самого, Дим‑Мак и тэквондо слились воедино, приближая Женьку к тайне богов, поведанной последним Учителем. Теперь он знал, что имел в виду Гао, говоря: «Если свечу поставить между двумя зеркалами, никогда не разберешься, что в чем отражается».
Женька бежал по Измайловскому парку. Отточенное ритмизированное дыхание с акцентированным выдохом на каждом четвертом шаге позволяло бежать бесконечно, но на ежедневную, обязательную, как воздух, тренировку он отводил три часа: не в горах и не на берегу океана жил – в Москве, где охотой и рыбной ловлей не прокормишься. Оставшееся до конца отпуска время он намеревался использовать для того, чтобы недавний рейс в Брянск (сопровождали колонну с цветметом) стал для него последним. Вот уже четыре месяца покоился в шкатулке диплом об окончании заочного юридического. Это да плюс десяток лет в органах и негосударственных охранных структурах давали право на большее, чем служба в рахимовской «охранке». Спасибо «Стрельцу» – помог выпутаться из долгов и даже обзавестись кооперативом и подержанной «шестеркой», но рвать нужно было немедленно и окончательно: вместе с жизненным комфортом приходило чужеродное ощущение сытости, Женька начинал чувствоватъ себя прикормленным волком. Жажда рассчитаться со своим начальником «за бесцельно прожитые годы» теперь казалась ему мелочной, и тратить энергию на Рахимова не хотелось. Ясно, что этот гнус с приплюснутой головкой и бегающими желтыми глазами ящерицы занимается темными делишками. А кто сейчас ими не занимается? Отставной «гэбэшник», поговаривали, метил в оберполицмейстеры Москвы, да не пришелся ко двору тогдашнего 1‑го секретаря МГК КПСС, а нынешнего Президента и Отца русской демократии. Отмывая чьи‑то денежки, начал с охранной фирмы, прибрал к рукам пару разоряющихся АТП с полусотней машин, из начальника стал Генеральным директором. |
