– Не будем больше о плохом, ладно? Знаете, один очень мудрый и добрый человек сказал, что настоящее – лишь сон души, давным‑давно витающей в лучшем из миров. Коль скоро это так, все, что могло свершиться, уже свершилось, а посему – улыбайтесь, – подойдя к портрету покойной, он долго рассматривал его. – Она, наверно, очень красивой была в молодости?
– О‑о, да! – неожиданно оживилась Тамара Александровна. – Еврейки все очень красивы в молодости, правда?
Он пожал плечами, улыбнулся.
– Хотите, я вам ее фотографии покажу?
– С удовольствием.
Тамара Александровна проворно достала из нижней секции шкафа два старых альбома в кожаных переплетах.
– Садитесь, – пригласила она гостя в кресло у журнального столика.
– Да нет уж, сюда сядьте вы, – возразил тот, – здесь вам будет удобнее. А я пристроюсь рядом, на табуреточке…
– Как вам будет угодно, – примостившись на самом краешке кресла, она раскрыла альбом. – Вот, посмотрите… Это она в десятом классе, сразу после войны… А вот – студентка консерватории…
– Она на чем‑то играла?
– Пела… Посмотрите, вот в Рузе – на отдыхе… Какая фигура, не правда ли?
Переворачивая страницу за страницей, Тамара Александровна поведала все, что знала о подруге по ее рассказам, которые выслушивала длинными вечерами за шитьем, погружаясь в далекое, безвозвратное прошлое, когда все, как ей теперь казалось, были дружны и безмятежно счастливы.
– Кто это?! – воскликнул вдруг гость, придержав страницу альбома.
– Где?
– Вот этот мужчина рядом с ней?
– А‑а… Это же и есть Изя, ее первый муж, о котором я вам рассказывала. Вот и дальше тут они вдвоем… видите?.. Незадолго до его смерти, году в семьдесят втором – семьдесят третьем…
С фотографий смотрел мужчина лет сорока с черными вьющимися волосами, слегка выпученными глазами и тонким носом.
– Хорошо они здесь смотрятся, правда? – вздохнула Ухнович.
Гость приблизил лицо к странице альбома, переводя оживившийся взгляд с одной фотографии на другую, где был изображен мужчина.
– Изя?.. А как его полное имя? Фамилию его вы не можете вспомнить?
– Ой, ну почему же не могу? Его фамилия была Натансон, а звали Ефимом. Уж почему она его Изей звала – не знаю, мало ли, как называют друг друга супруги.
– Когда, вы сказали, он умер?
Тамару Александровну насторожил неподдельный интерес гостя не столько к молодой и красивой Валентине, сколько к ее неудачливому супругу.
– В семьдесят пятом… А что?
– А‑а… Нет, нет… Тогда нет, я ошибся, – улыбнулся он. – Мне показалось знакомым его лицо. Знаете, к отцу приходило много друзей, один из них – просто вылитый Натансон. Но того я помню позже, много позже – лет на десять. Его фамилия была как‑то… вроде Изгорский или Загорский… Она никогда не упоминала о таком?
Тамара Александровна покачала головой.
– В еврейских лицах много общих черт, – резюмировала она. – А вот Валя с ним в Киеве. Это какой‑то их общий друг… Вот – на Днепре, видите?.. И сколько ей здесь лет?
– Понятия не имею.
– Сорок! Можно в это поверить? А фигура как у девушки! Они досмотрели один альбом, принялись за второй. Тамара
Александровна подумала, что все по‑настоящему учтивые, интеллигентные люди уехали за границу, иначе не объяснить того, что происходит здесь, в ее стране. Но вслух этого говорить не стала. |