С 1985 года специальной директивой Малого Совета было запрещено использовать в деле подрасстрельных. Они были приписаны к «Зоне‑А» как «живой материал».
Тот, кто ослушался и сохранил Сотова для своих целей, несомненно, заплатит за это жизнью. Это сделал предатель, о нем позаботятся. Сложнее будет порвать цепь следствия, неожиданно попавшего на контроль к Президенту, но и это сделают без особых усилий: прислужники быдла из следственных органов не представляют себе мощи «Концерна». Они уже ничего не могут остановить, продолжение следствия лишь ускорит «Час «X», а тогда…
«Человеческий фактор» больше не представлял угрозы. Изобретение гениального Натансона исключало проявление трусости. Полк спецназа – первое подразделение по охране «Зоны‑А», – с завершением строительства прошедший обработку на подавление страха и передислоцированный в Кабул, подтвердил это. Погибли все (так было нужно – еще не существовало стерилизующего «Кода‑3» и место расположения зоны могло быть предано огласке), но никто от пуль не отворачивался, громили все и вся подряд, встречая смерть победными возгласами. Не существовало больше и угрозы предательства: измену не предусматривали программы, а до приведения их в действие предавать было некому и нечего – со стороны немногочисленных «посвященных» это было исключено, «спасенные» же ни о чем не знали; в «Зону‑А» всех, кроме членов Малого Совета, возили с завязанными глазами.
Члены Большого Совета занимали ключевые посты в существующем государстве, разрушение которого было для них первоочередной задачей. В преддверии 1995 года этот этап близился к завершению.
Старший лейтенант Андреев («старшего» Костя получил через неделю после отъезда Каменева) не думал, не гадал, что ему поручат руководить операцией по поиску и поимке Отарова. Привыкший к снисходительному отношению коллег и укоренившемуся в Южанском управлении прозвищу «Историк», он готов был не спать сутками, не есть, лишь бы не прозевать жену и дочь Отарова, норовивших то и дело запутать следы. По крайней мере, так ему казалось. Двенадцать человек, сменявших друг друга, вот уже десять дней неотрывно следили за домом на Каштановой. Жена Отарова за это время выходила на рынок, дважды ездила в Шахты, один раз – в Ростов. В основном, это были шоп‑поездки по магазинам и барахолкам. В ее очевидное спокойствие Костя не верил, считая, что каждый жест, каждое появление в людном месте – не что иное, как сигнал, должна, должна была существовать связь между нею и супругом! Дочь Отарова – похожая на отца женщина лет 28 – выходила на работу, возвращалась домой на обед, после работы дважды ходила на свидания с любовником, чьи данные были тут же установлены и введены в компьютер. Но связь с разыскиваемым не прослеживалась, в телефонных разговорах не содержалось и намека на его местонахождение. Создавалось впечатление, что жену и дочь вовсе не волнует загадочное исчезновение мужа и отца, это раздражало милицейское начальство, считавшее операцию бесперспективной и сетовавшее на тщетное отвлечение сил. Зато радовало Костю Андреева: значит, знали, где он, раз не волновались! Когда дом покидали обе женщины одновременно, велико было искушение произвести в нем обыск. Но на этот шаг Андреев не решался, опасаясь обнаружить существование слежки; к тому же проникнуть в жилище Отаровых незаметно для соседей, чьи окна выходили во двор, не позволяла собака, бдительно охранявшая территорию. Руководствуясь постановлением об изъятии почтово‑телеграфной корреспонденции, оперативники поддерживали связь с начальником отдела доставки 11‑го п/о Донского района, обслуживавшего Каштановую, но ничего, кроме газеты «Труд», на имя Отарова не поступало.
На одиннадцатый день валившимся с ног оперативникам улыбнулась удача. В субботу в шесть часов утра дочь Отарова Земфира покинула дом и на автобусе 5‑го маршрута отправилась на автовокзал. |