– Да ты ведь историк, тебе виднее… Скажи вот, сколько нужно времени, чтобы на этом вокзале порядок навести?.. Я тебе отвечу: пятнадцать минут, понял? Всем этим элементам, которых ты видишь, дать по ведру и швабре, по кисти да по банке с краской, и они придадут Казанским «воротам города» вполне гостеприимный вид. А не захотят трудом оправдать своего существования – придется заставить их это сделать. Да, Костенька, да. Потому что демократия – это, брат, не игрушка, это власть. Власть народа! А народ – это вот тот дядька, который сейчас покупает билет у спекулянта, вместо того, чтобы купить его в кассе; это вон та мамочка с детишками, которая сидит на цементном полу, вместо того, чтобы сидеть на скамеечке, которой нет. А не та блядь и не та гадалка, которая пьет из доверчивого народа кровь! Но стоит тебе вполне законно, в интересах народа пройтись дубинкой по спине того жирного мошенника, который зазывает бросить кубик «на удачу» (видишь? его шпана стережет), как поднимется целая кампания: «В Москве на Казанском вокзале попираются права человека!»

Это он – человек, понял? А не ты и не я!.. Причем никто не пытается оглянуться на страны, где демократия уже давно существует, представить себе подобную ситуацию в Хьюстоне или Франкфурте. Там это называлось бы защитой демократии, отстаиванием прав и свобод граждан. Здесь – наоборот. То же самое – и в масштабах страны. Ты спросил, почему так случилось? Я тебе отвечаю: потому что на сегодняшний день самая справедливая форма общественного самоуправления – демократия, а не игра в демократию… Финку в кармане носить нельзя, Костя. И пистолет тоже нельзя. Это называется: незаконное ношение оружия. Но кому нельзя‑то? Законопослушным гражданам. А бандиту на закон плевать, потому что иначе он не был бы бандитом. И у него по пистолету и по финке в каждом кармане. Значит, против кого этот закон направлен? Правильно: против человека! На чью мельницу мы воду льем, играя в демократию?.. Ты думаешь, в Думе, в правительстве всего этого не понимают? Как бы не так! Но именно поэтому у нас и нет нормальных, демократических законов, кто их, паразитов, кормить станет, если преступников искоренят?.. Вот и идет игра: стараемся, мол, но не можем ничего сделать; боремся, но не можем побороть; издаем указы, а ослушники на местах их не выполняют. «В Кремле – театр, в правительстве – актеры», – сказал бы Шекспир. – Каменев говорил громко, незаметно для себя войдя в раж, и бурная речь его заставляла оборачиваться прохожих. – А мы с тобой, чтобы не портить их игры, должны сперва предупредить голосом, затем выстрелить в воздух, и уж если не помогло, в самом крайнем случае – по ногам. И, упаси Боже, бандита нечаянно пристрелить – на рапорта и объяснительные чернил не хватит! По условиям этой игры выгоднее получается на рожон не лезть. Ведь если меня, чего доброго, укокошат, моя семья по миру пойдет! Семью бандита соратники не оставят в беде – у них специальные фонды на то имеются. И в тюрьме бандит не пропадет. А попади я в тюрьму, сам знаешь, что там с нашим братом делают. Ну, задержу я его по всем правилам и инструкциям, с риском для собственной жизни и существования семьи, а суд его возьмет и оправдает, В законе ведь как? – от трех до десяти, от двух до пяти, как у Корнея Чуковского. То есть можно дать пять, а можно десять. Можно оштрафовать, а можно и расстрелять. Не догадываешься, для кого такой люфт оставлен, Историк?.. Судья тоже человек, ему жить надо, содержать семью и тех, кто ему возможность жить предоставляет путем принятия таких законов. Вот я его, матерого, скрутил, а через пару дней после суда иду по Тверской, а он – мне навстречу, улыбается: «Что, – говорит, – опер поганый, еще живешь? Ну, поживи, поживи, недолго осталось!» Только опер не дурак, видит, что все игра; важно лишь разобраться, кто во что играет и на какие ставки.