– Что «оно», Слава? Ты не захлебывайся, говори спокойно. Где он был?

– Из него застрелили депутата Госдумы Филонова!

Илларионов продержал трубку у уха секунд пятнадцать, прежде чем положил ее на тангенту.

– Что там? – спросил Чехерев.

– «Бушман» идентифицировали, Константин Васильевич, – вздохнул следователь, глядя перед собой на дорогу. – Из него стреляли в Филонова.

Оба надолго замолчали. Петрович, почувствовав, что произошло что‑то важное, прибавил скорость.

И Чехерев, и Илларионов знали: расследование убийства депутата на контроле Госдумы и Президента страны.

После обильного возлияния и многочисленных тостов за здоровье Петра и успех Ники устроили танцы в гостиной, отодвинув стол и свернув ковер. Петр ставил на допотопный проигрыватель «Ландыши», «Черного кота», песни Ободзинского, и старые шлягеры неизменно вызывали восторг.

– Балдеж! – говорила Ника, перемывая на кухне тарелкй. – У нас там все такие скучные, а здесь… Жень, а что, Петр не женат?

– Нет пока.

– А почему?

– Не нашлась еще такая.

– Ну уж!..

В комнате царило веселье – всех смешил Горохов, рассказывавший старую байку, выдавая ее за историю из своей студенческой жизни.

– …и вот сидит она на лавочке и плачет. Денег нет, а цинковый гроб – удовольствие дорогое, да и перевозить его можно только машиной или грузовым самолетом. В морге торопят. «Заберите мужа!» А куда она его заберет в чужом городе?.. Мы тогда на четвертом курсе учились. Денег, сами понимаете, облом, а выпить охота. У нее было полсотни, ну мы и согласились его за эту сумму в Калинин доставить. Потроха вынули, зашили – все как полагается… В костюмчик одели, взяли под руки – в такси и на вокзал, как будто он пьяный значит. Подходим к вагону, проводник выпендриваться стал мы ему – трояк в зубы, уломали. Втащили в купе, бросили на верхнюю полку, а сами в тамбур покурить пошли…

Все покатывались со смеху, и только майор Маша Коноплева причитала:

– Фу! Саша не говорите глупостей!.. Скажите, что это неправда!..

Горохов с неподдельной серьезностью бил себя в грудь:

– Да ты что, Маша, мне не веришь?! Гадом буду!

– Давай дальше! – подзадоривали остальные.

– А тут в купе четвертый пассажир пришел и стал на полку тяжеленный чемодан запихивать. Чемодан этот сорвался, да ка‑ак врежет по трупу! А мужик‑то не знал – думал, что спит человек. Глянь – а он не дышит. «Ну, все, – думает, – убил». Выглянул из купе – никого. Открыл окно да выкинул покойничка. Шито‑крыто, значит. Мы покурили, возвращаемся… нету! Я сперва подумал, купе перепутали. «Где, – спрашиваю, – тот товарищ, который с нами едет?» А он мне прямо в глаза смотрит, не мигая: «А‑а, этот, – говорит. – в тамбур покурить вышел».

Фраза Коноплевой «Боже, какой ужас!» вызвала новый приступ хохота.

Потом слово взял Петр.

– Братцы мои! – сказал он, подняв бокал с вином. – Спасибо вам за все хорошее. Я призываю еще раз выпить за рождение артистки, знакомством с которой мы будем скоро гордиться. За вас, Ника!

Все загалдели, зазвенели бокалами, на Нику обрушился шквал поздравлений и аплодисментов.