Но такая возможность даже не приходила в его мысли. Его понятия о долге и расплате были настолько же прямолинейными и примитивными, как и у всех варваров, с которым он был связан кровью. Унгарф был его другом, и он был убит, служа ему. За кровь надо расплачиваться кровью. Все это было для Конана таким же ясным, как голод был очевидным чувством для серого волка. Киммериец абсолютно не знал, почему убийцы последовали в направлении Запретного города Готхэна, но его это не заботило. Его задача состояла в том, чтобы теперь преследовать их повсюду, а если придется, то до самых врат преисподней, и получить полную компенсацию за пролитую ими кровь. Мысль о другом решении даже не приходила варвару в голову.

На землю опустилась темнота и появилась звезды, но Конан не замедлил темпа, ведь даже в свете звезд было не трудно обнаружить следы в высокой траве.

Гирканский конь оказался очень крепким и молодым скакуном. Воин был уверен, что догонит их туранских низкорослых лошадок, несмотря на их преимущество, на старте.

Тем не менее, через несколько часов, северянин пришел к выводу, что туранцы тоже должны были мчаться вперед всю ночь. По-видимому, они намеревались оставить между ними и Конаном такое расстояние, которое он бы ни в коем случае не смог преодолеть, догоняя их пешком. Но почему такую тревогу вызвала у них мысль, что киммериец мог узнать об их истинной цели?

Под влиянием внезапной мысли, его лицо потемнело, после чего северянин еще быстрее погнал своего скакуна. Инстинктивно, его рука ощупывала рукоять широкого меча, свисающего с высокого седла.

Киммериец нашел взглядом белую вершину горы Эрлика, что маячила в свете звезд, а затем перевел взгляд в сторону, где, как он знал, лежал Готхэн. Был он там когда-то и сам, едва не утратив свою жизнь, когда сражался с тамошними жрецами.

Было уже около полуночи, когда варвар увидел огонь на заросшем плотными деревьями берегу ручья. С первого взгляда он понял, что это не был отряд людей, преследуемых им. Костров было слишком много. Это была орда черных иргизов, блуждавшая за пределами земель принадлежавших им, которые лежали дальше на юге. Лагерь стоял прямо на дороге в Готхэн, и Конан подумал о том, хватило ли туранцам здравого смысла, чтобы избежать их. Эти дикие люди ненавидели чужаков. Он сам, когда был в Готхэн, переоделся, замаскировавшись под местного жителя.

Переправившись через ручей подальше от лагеря, Конан подошел, укрываясь в деревьях, так близко, пока не смог увидеть в свете костров размытые силуэты всадников на лошадях. Кроме этого киммериец увидел и три белых палатки туранцев, что стояли в центре, окруженные серыми войлочными юртами. Варвар тихо выругался: если черные иргизы убили пришельцев и забрали себе их собственность, это означало бы конец его мести. Он подошел еще ближе.

Выдал его чуткий, похожий на волка пес. Его бешеный лай привел к тому, что люди выскочили из палаток, а туча конных охранников бросилась в его сторону, натягивая луки.

Конан желавший менее всего чтобы его засыпали стрелами во время побега, также выпрыгнул из кустов и оказался посреди всадников, прежде чем те полностью осознали это, молча сеча налево и направо своим могучим мечом, полученным от уркманского воина. Вокруг него свистели лезвия, но противники были слишком удивлены. Варвар почувствовал, как лезвие его оружия сталкивается со сталью, режет её и разрубает чей-то череп, а через мгновение киммериец уже прорвался сквозь кордон кочевников и поскакал в темноту, слыша за спиной вой сбитых с толку преследователей.

Крик знакомого голоса, поднявшийся над общим гулом, проинформировал его, что, по крайней мере, Вормонд остался жив. Северянин оглянулся и в свете костра увидел бежавшую высокую фигуру. Это они! Мощно сложенное тело Брагхана. Огонь блеснул на стальном лезвии в его руке. Туранец был вооружен, а это означало, что они не являлись заключенными, хотя причину такой сдержанности со стороны диких иргизов, даже богатые знания северянина об этих людях не смогли объяснить.