Северянин нашел путь, выходящий через узкий проход из ущелья, и поставил там охрану, так же, как и на его входе. Этот путь будет служить им дорогой для побега, если в этом возникнет необходимость. Люди начали жевать остатки продуктов, которые у них еще оставались и перевязали, как смогли свои раны. Когда варвар сказал им, что он собирается на разведку, уркманы посмотрели на него тупым взглядом. Они не потеряли веру в него, но чувствовали себя уже, как мертвые. Бандиты стали похожи на фантомы в своих рваных, окрашенных с высохшей кровью плащах, с запавшими от голода и усталости глазами. Они неподвижно лежали в молчании, завернутые в свои изорванные плащи.

Конан был более оптимистичен. Возможно, они еще не ускользнули полностью от иргизов, но даже этим собакам в человеческих шкурах понадобится некоторое время, чтобы напасть на их след. Жителей Готхэна он не боятся, киммериец знал, что они редко выезжают в горы.

Киммериец спал и ел даже меньше, чем его люди, но его стальное тело было более выносливым, чем у них. Благодаря необычайной живучести, варвар удерживал ясность ума и силу, много большую, чем кто-либо другой.

Уже опустилась тьма, и звезды повисли над горами, как капли застывшего серебра, когда Конан пешком выбрался из оврага. Северянин не направился прямо через долину, а двигался, держась вдоль линии близлежащих гор. Так что открытие пещеры, которая являлась человеческим жильем, не было простым совпадением. Она была расположена в скалистом проходе, спускавшемся в долину, по которой киммериец попытался обойти город, поднявшись на нее. Вход в пещеру был закрыт густым кустарником, замаскировав её так тщательно, что варвар только случайно увидел вспышки огня на фоне ровной каменной стены.

Конан прополз через подлесок и заглянул внутрь. Пещера была больше, чем казалось по виду её входного отверстия. В середине горел небольшой костер, вокруг которого ютилось три человека, говорящих на гортанном пунтийском языке. Конан узнал в них трех слуг из лагеря туранцев. Чуть дальше он заметил лошадей и груду походного оборудования. От того места, где сидел северянин разговор был невнятным, и именно тогда, когда варвар начал задаваться вопросом, где туранцы и остальные слуги, он услышал, что кто-то приближается.

Киммериец отступил в тень, в ожидании, и вскоре увидел в свете звезд чью-то высокую фигуру. Это был еще один пунтиец, несущий дрова. Направляясь к входу в пещеру, он подошел так близко к укрытию Конана, что тот мог коснуться его вытянутой рукой. Конан, однако, не протянул руки, но вместо этого прыгнул на спину проходящего, как пантера на оленя. Хворост рассыпался повсюду, а мужчины сплелись друг с другом и покатились вниз по травянистому склону.

Пальцы Конана сжались на мощном горле пунтийца, сдерживая его крик. Изнутри пещеры нельзя было услышать звуков сражения, ее заглушили шуршащие кусты.

Преобладающий рост и вес пунтийца не на много перевесил жилистые мышцы и навыки противника. Конан уселся на груди несчастного и придушил его, так что тот чуть не потерял сознание, а затем слегка отпустил, чтобы жизненный поток крови снова начал поступать в мозг ошеломленный жертвы.

Пунтиец узнал своего пленителя и его страх возрос, бедняга подумал, что находится во власти захватившего его духа.

— Где туранцы? — тихо спросил Конан. — Говори, собака, прежде чем я сверну тебе шею.

— В сумерках они пошли к этому дьявольскому городу, — выдохнул пунтиец.

— Как пленники?

— Нет, их увел человек с бритой головой. Они взяли оружие и не проявляли никакого страха.

— Что они ищут здесь?

— Клянусь богами, я не знаю.

— Расскажи мне все, что ты знаешь, — приказал Конан, — но говори тихо.

Если твои спутники услышат, и покажутся здесь, ты умрешь. Начни с того момента когда я ушел, чтобы поохотиться на оленей.