Большинство членов его группы на гребне слезли с лошадей и вели животных пешком. Конан же мчался по этой узкой тропе галопом, не обращая внимания на то, что на смерть таилась по обе стороны хребта, если лошадь внезапно поскользнется или неправильно поставит ногу. Но животное неслось по скалам и камням уверенно, как серна.

Конан от недостатка сна испытывал головокружение, когда смотрел на покрытую голубой дымкой пропасть. Однако он справился. Когда же северянин, наконец, спустился вниз по склону к подножью, где стояла Ясмина с белым лицом, впиваясь ногтями в ладони, иргизов пока еще не было видно.

Конан подгонял всадников так споро, насколько осмеливался, приказывая им пересаживаться каждый час на запасных коней, чтобы лучше сохранить силы животных. Он оставался рядом с десятком из них; у большинства из которых кружилась голова от огромной высоты, на которой они находились. Варвар и сам был сейчас как спящий, удерживая себя в сознании высочайшим усилием воли, когда горы вращались перед его усталыми глазами.

Они следовали по пути, обозначенному Клонтаром, вдоль скальных выступов, нависающих над обрывами, дно которых тонуло во тьме. Воины протискивались сквозь узкие овраги, словно бы прорезанные ножом, с крутыми каменными стенами, вырастающими с обеих сторон. Позади, время от времени слышались приглушенные крики, а однажды, поднявшись на головокружительную высоту горы, на дороге, где лошади должны были бороться за каждый шаг, уркманы увидели позади себя далеко внизу погоню. Иргизы и жрецы не выбирали такой смертельно опасный путь; ненависть обычно не такое отчаянное чувство, как воля к жизни.

Заснеженный пик горы Эрлика поднимался перед ними все выше и выше, а поставленный под сомнение Клонтар поклялся, что самый безопасный путь проходит через эту вершину. Больше он ничего не мог сказать. Жрец был зеленым со страха, и владела им только одна мысль — держаться дороги, которая спасет ему жизнь. Он боялся своих похитителей не меньше, того факта, что подданные Готхэна могли бы догнать его и узнать об участии жреца в похищении богини.

Беглецы непрерывно шли вперед, начиная шататься от истощения.

Полумертвые лошади спотыкались на каждом шагу. Ветер пронизывал всех насквозь, словно острыми иглами. Стемнело, когда они достигли подножия огромного горного хребта, который вел прямо к крутому спуску с горы Эрлика.

Гигантский пик поднимался над ними, могучее скопление изломанных скал, взлетая вертикальными стенами над бездонной пропастью, над которой доминировал заснеженный блистающий шпиль, словно стараясь сокрушить своим величием окружающие горы.

Грань заканчивалась высоким выступом на каменной стене, где в отвесной скале виднелись бронзовые двери, все покрытые письменами, которых Конан так не смог прочитать. Врата были достаточно массивными, чтобы выдержать удар тарана.

— Это место посвящено Эрлику, — сказал Клонтар, но в его голосе, однако, не слышалось никакого уважения. — Толкни эту дверь. Не бойся, я клянусь жизнью, что тут нет никакой ловушки.

— Конечно же, есть, — издевательски пробурчал Конан хмуро, едва не упав, слезая с лошади, и лично уперся плечом в дверь.

10

Тяжелые двери распахнулась с легкостью, указывая на то, что древние петли были недавно смазаны. Зажженный факел осветил вход в туннель, вырезанный в твердой породе. В нескольких футах от входа в туннель расширился, а мерцающий факел на входе давал некоторое слабое представление о размерах помещения.

— Этот туннель проходит прямо сквозь гору, — сказал Клонтар.

— До рассвета мы должны быть вне досягаемости от погони, потому что даже если они поднимались и шли по кратчайшему пути через пик, то должны были двигаться пешком, что займет у них всю ночь и весь следующий день.