Мне повезло. Дорога до Ланкиного дома оказалась практически безлюдной. Только обиженный жизнью субъект общался с кирпичным забором, да весьма теплая компания дожидалась на остановке загулявшего автобуса, пытаясь скрасить ожидание исполнением бессмертной «Мурки». А капелла. Хватало певцов на две строки, затем срочно требовалось обсудить погоду, мелодию, личные отношения, затем развернувшаяся душа вновь начинала требовать песен и возвращалась на очередные две строки к «Мурке»… Девицы в компании наличествовали, так что мне удалось проскользнуть, не привлекая ничьего «теплого» внимания.

Засада ждала у самой цели путешествия, уже в Ланкиных курмышах. Перед тем, как свернуть в предпоследний переулок, я остановилась. Почему? Не знаю! Легче всего сослаться на интуицию, но что интуиция — тогда уж прямо телепатия. Остановилась, выглянула осторожно — почему осторожно? — из-за угла…

Стоит, родимый! Из машины, конечно, не выходит, но стоит так, что Ланкина калитка и все окрестности перед ним, как на ладони. А меня за сиренью как раз не видно, не зря я ее всегда любила. Зная Ильина, можно предположить, что простоит он так не меньше часа — для проверки, а не сюда ли, грешным делом намылилась Маргарита Львовна. Шурикова дома он не знает, может, там какой хитрый «черный» ход есть. А предположительный конечный пункт — вот он.

Ну ладно же! Мы пойдем другим путем. Огородами. Причем буквально. Частный сектор все-таки. С улицы поглядеть — сплошные заборы, однако, если знать, куда шагать, просочиться можно. Подберемся к дому не с улицы, а с тыла, где та самая банька. Нюх у меня отнюдь не как у собаки, однако баньку, похоже, топили и в самом деле недавно. Очень может быть, что и вчера.

И зачем мне Ланка голову морочит?

Догадливая подруга поджидала меня «на задах», возле баньки. И как она ухитрилась ильинскую тачку за углом разглядеть — уму непостижимо.

— Так слышно же! — беспечно отмахнулась она. — Прошлась до магазина для проверки — стоит. Чужой. Ну я и решила, что майор твой тебя отслеживает. Купила демонстративно бутылку — пусть думает, что я с расстройства надираюсь.

— Как же ты меня дожидаешься, а гостью бросила?

Одна звездочка, две звездочки… но лучше всего — пять звездочек!

Леонид Ильич Брежнев

Секретаршу звали простым русским именем Ольга. Оля. Олечка. Она всхлипывала, шмыгала уже распухшим носом и беспрестанно повторяла:

— Ну, Лана Витальевна, ну, я правда, не виновата, ну, откуда же я могла знать?

— Чего стряслось-то? — спросила я Ланку. Она пожала плечами.

— Попробуй ты. Я уже пыталась, хотя особо не напирала. Одно и то же — ах, я не виновата, она и вправду звонила, а ее нет, а что я могла сделать, если Димочка опять с этой дурой, а он не виноват, они сами на него падают… — Ланка развела руками, — и далее в том же духе. Что-то она себе насочиняла.

— Ну я же правду говорю, ничего не сочиняю! Она позвонила, конечно, я побежала, а ее там не было, а я дожидалась, и меня не было, и ее убили. А она не звонила… — совершенно убитым голосом закончила Оленька.

— Стоп, — скомандовала я сама себе и обалдело уставилась на Ланку, — ты на работе в этих местоимениях не путаешься?

— На работе все нормально, — сообщила подруга. — Кавардак начинается, только когда дело касается ее несравненного Димочки.

— Понятно. То есть, ничего не понятно. Оленька, кто звонил и куда?

— Ну, в студию же! И я отпросилась, а она не звонила, и ее там не было, а ее убили, — Оленька выпаливала сто слов в минуту, да еще ухитрялась всхлипывать и шмыгать носом, что отнюдь не улучшало дикцию.