Изменить размер шрифта - +
Основное внимание, естественно, уделили посуде. Стаканов, рюмок и чашек в студии не густо, отпечатки на них достаточно старые — так что вряд ли их мыли недавно, разве что так, споласкивали. Ни в одной емкости никакого намека на клофелин. Да и водкой даже не пахнет. Еще бы! Больше, чем через полсуток! Спирт ведь. И вода. Все, что не допито, испаряется в момент. Зато есть следы чая, кофе, сахара, пива и любимого Ланкиного мартини. Значит, более чем вероятно, что отраву в свой прекрасный — даже после смерти — организм девушка Света заполучила где-то в другом месте. Поскольку в студию она пришла сама по себе, я не стала предполагать, что убийца принес свой стакан и потом его унес. Хотя… Могли ведь и порознь прийти. Из предосторожности.

Кстати, о предосторожностях. Начал вырисовываться мотив или по меньшей мере намек на него. На вскрытии выяснилось, что девушка Света была на втором месяце. Недель так шесть-семь. А это, знаете ли, уже не просто так. Трудно поверить, чтобы девица определенного сорта залетела случайно, уж о чем, о чем, а о предохранении они знают всё и даже немного больше. Может, хотела окрутить кого-то из покровителей? Он жениться не пожелал, она пригрозила скандалом. Как заткнуть рот глупой бабе? Вот вам и труп. Правда, с чего бы она тогда шла в студию с таким довольным видом? И, кстати, чего ее вообще в студию понесло?

Оленьку я Ильину «отдала» без особых угрызений совести, вот только новая свидетельница в восторг его почему-то не привела. Но мужик он честный и «долг» вернул сообщением о ближайшей подруге покойницы — некоей Натали. Натали! Наташа для них уже слишком вульгарно. Еще и ухмыльнулся, изверг!

Натали выглядела если не ангелом, то как минимум выпускницей Смольного. Золотая коса, бледный румянец на фарфорово-прозрачной коже — неброская и, видимо, безумно дорогая косметика — тихий мелодичный голос. В общем, девятнадцатый век, тургеневская девушка, нежное, абсолютно невинное дитя, которое, правда, изъяснялось не совсем так, как учили в Смольном. За беседу невинное дитя потребовало сто баксов, а когда я восхитилась таким нахальством и пообещала крупные неприятности, дитя скромно опустило ресницы и робко сообщило:

— А у меня память плохая!

Вот прямо так, на голубом глазу. Очи у нее и впрямь были нежно-голубые. Небесные, прозрачные, бездонные. Чистые-пречистые!

Ну что тут будешь делать?

 

Куда-нибудь ты обязательно попадешь. Если достаточно долго идти.

Агасфер

Операцию «Лучшая подруга» пришлось проводить в три приема — дабы ни у кого не было возможности устроить «динамо». Особенно у невинного создания. Договорились так: сначала Ланка делает снимки, затем невинное дитя рассказывает нам про девушку Свету, только после этого Ланка снимки печатает и созданию вручает.

Пока они там занимались художественной фотографией, я оставалась совершенно не у дел. Конечно, если бы там был приличный диван, можно было бы предаться прекрасному безделью: в потолок посмотреть или даже книжку почитать. Но книжки, как на грех, у меня с собой не случилось, да и приличного дивана в обозримом пространстве не наблюдалось. Даже неприличного не было. Ужасное упущение со стороны администрации.

Впрочем, нет худа без добра. Для начала я обследовала дверь черного хода — очень мне в прошлый раз не понравилось, что она вдруг была открыта. В этот раз дверь стояла запертой. Совсем нехорошо, подумала я и двинулась на поиски потенциальных свидетелей.

Сперва в мою изобретательную голову явилась почти гениальная идея — прикинуться пожарным инспектором. Корочки «Городской Газеты» выглядели вполне внушительно — если не слишком присматриваться. Но после недолгого размышления мне подумалось, что нет надобности что-то усложнять, и я прикинулась сама собой — ну, почти собой — глуповатой исполнительной журналисткой, которая честно готовит репортаж о противопожарном состоянии Дворца Культуры.

Быстрый переход