Изменить размер шрифта - +

Все плассанские хозяйки выстроились в ряд при его проходе. Торговки, стоя у своих скамеек, подбоченясь, разглядывали его в упор. Все теснились, некоторые женщины взбирались на тумбы вдоль зернового ряда. А он, все ускоряя шаг, старался протиснуться вперед, все еще не сознавая, что причиной суматохи является он сам.
– Глядите ка, руки у него словно крылья ветряной мельницы, – сказала одна крестьянка, продававшая фрукты.
– Несется как угорелый; чуть было не повалил мой лоток, – добавила торговка салатом.
– Держите его! Держите! – весело кричали мукомолы.
Охваченный любопытством, Муре круто остановился и простодушно встал на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть, что такое произошло. Он решил, что поймали вора. Толпа дико загоготала; раздались крики, свистки, мяуканье.
– Он не злой, не обижайте его!
– Ну да! Так бы я ему и доверилась!.. Он встает по ночам и душит людей.
– Как хотите, а глаза у него нехорошие.
– Что же, это сразу на него напало?
– Да, сразу… Все мы под богом ходим! А такой тихий был человек!.. Я ухожу; уж очень тяжело на это смотреть… Вот вам три су за репу.
Среди небольшой группы женщин Муре узнал Олимпию. Она купила несколько великолепных персиков и несла их в маленькой сумочке, какие бывают у дам из общества. Должно быть, она рассказывала какую нибудь волнующую историю, потому что кумушки, окружавшие ее, издавали приглушенные восклицания и жалостливо всплескивали руками.
– Тогда он схватил ее за волосы, – продолжала Олимпия, – и перерезал бы ей горло бритвой, лежавшей на комоде, если бы мы не подоспели и не помешали ему совершить преступление. Не говорите ему ничего, иначе может случиться несчастье.
– Что? Какое несчастье? – испуганно спросил Муре у Олимпии.
Женщины расступились. Олимпия сразу насторожилась и благоразумно ретировалась, пролепетав:
– Не сердитесь, господин Муре… Вы бы лучше вернулись домой.
Муре свернул в переулок, выходивший на бульвар Совер. Крики усилились, и некоторое время вслед ему доносился с рынка гул взволнованных голосов.
«Что с ними сегодня? – думал он. – Может быть, это они надо мной смеялись? Хотя я не слышал, чтобы называли мое имя… Должно быть, произошел какой нибудь несчастный случай».
Он снял шляпу и осмотрел ее, боясь, не запустил ли в нее какой нибудь мальчишка пригоршню известки. Но шляпа была в порядке, и на спине его также не оказалось ни прицепленного бумажного змея, ни крысиного хвоста. Это его успокоило. В тихом переулке он пошел прежним своим шагом прогуливающегося буржуа; затем спокойно вышел на бульвар Совер. Мелкие рантье сидели на своем обычном месте, на солнышке.
– Смотрите ка! Муре! – сказал отставной капитан с видом глубокого изумления.
Живейшее любопытство изобразилось на сонных лицах сидевших. Не вставая, они вытягивали шеи, чтобы хорошенько рассмотреть остановившегося перед ними Муре; они оглядывали его с ног до головы самым тщательным образом.
– Что, вышли прогуляться? – спросил его капитан, видимо, более смелый, чем остальные.
– Да, прогуляться, – рассеянно ответил Муре: – отличная погода.
Собравшиеся обменялись многозначительными улыбками: они зябли, и небо начало заволакиваться тучами.
– Отличная, – пробурчал бывший кожевенник. – На вас нетрудно угодить… Правда, что вы оделись уже по зимнему. У вас удивительный сюртук.
Улыбки перешли в хихиканье. Муре вдруг будто что то сообразил.
– Взгляните, пожалуйста, – неожиданно сказал он, – не нарисовал ли кто нибудь у меня на спине солнца?
Бывшие торговцы миндалем перестали сдерживаться и расхохотались. Главный забавник их компании, капитан, прищурился.
– Где солнце? – спросил он.
Быстрый переход