Йона успел провести всего один допрос, а потом Примус сбежал.

Примусу явно нравилось увиливать от вопросов и давать загадочные ответы.

Нарциссически высокомерный Примус считал, что контролирует ход допроса, и явно поджал хвост, поняв, что случайно проболтался.

Благодаря ему Йона получил первую ниточку, которая действительно может привести к Цезарю.

За последние шестьдесят лет ни суды, ни судебно-психиатрическая экспертиза не помещала человека по имени Цезарь ни в одну шведскую клинику.

И все же Йона понял, что Примус, говоря об Освенциме, имел в виду Сетер.

Не исключено, думал Йона, что все произошедшее «Орлином гнезде» стоило этой маленькой детали.

До допроса Цезарь был просто именем, но теперь Йона знал точно: этот человек когда-то лечился в Сетере.

Как Примус описывал Цезаря во время того короткого допроса: Сатурн, Леопольд, дарвинист, Чад, патриарх?

Все эти имена указывают на деспотизм и мужественность в превосходящей степени.

Йона свернул с шоссе номер шестьсот пятьдесят и въехал в Шёнвик. Мимо проплыл старый корпус Сетера. Тридцать лет назад его закрыли, а через тринадцать лет после закрытия строение еще и пострадало от пожара.

Похожая на какой-нибудь господский дом постройка выглядела как под снос: крыша провалилась, на окнах ржавые решетки. Входная дверь заложена, а с фасада отваливается, обнажая кирпичную кладку, штукатурка.

Сквозь листву пробивался солнечный свет. Йона сбросил скорость, заглянул в карту, повернул и остановился перед зданиями, в которых теперь размещалась клиника.

Большой больничный комплекс вмещал восемьдесят восемь пациентов; здесь работали сто семьдесят человек персонала.

Чувствуя жжение в зашитой ране, Йона вылез из машины. Он прошел рамку металлоискателя, сунул очки в нагрудный кармашек и предъявил удостоверение в регистратуре.

К Йоне вышла главный врач — высокая женщина лет сорока, черноволосая, с гладким лбом — и прикрепила ему к воротничку рубашки кнопку тревоги на случай нападения.

— Мы, конечно, в курсе, какими красками изображают Сетер… Всем сразу представляются пациенты, которых накачивают бензодиазепинами и психотропами… Гештальтисты, терапия страхов, психологи формируют вытесненные воспоминания, которых на самом деле не было…

— Не исключено, — заметил Йона.

— Критика часто обоснована, — продолжала врач. — Пробелы у старой школы психиатрии просто огромны.

Врач вставила карту в картридер, ввела код и придержала Йоне дверь.

— Спасибо.

— Конечно, мы далеки от идеала. — Женщина повела Йону по коридору. — Но мы стараемся стать лучше. Недавно уполномоченный по делам юстиции раскритиковал нас за принудительные меры. Но что делать с пациентом, который норовит вырвать себе глаза, стоит только ослабить ремни?

Врач остановилась возле маленькой кухни.

— Кофе?

— Двойной эспрессо, — попросил Йона.

Врач достала две чашки и включила кофеварку.

— У нас своя система ценностей, на ее основе мы разработали стандарты лечения. Оценка опасности — очень важный момент, мы постоянно совершенствуем шкалу рисков…

Оба взяли чашки, в кабинете врача уселись в кресла и какое-то время в молчании пили кофе. Наконец Йона поставил чашку на стол и начал:

— У вас здесь проходил лечение пациент по имени Цезарь.

Главный врач села за компьютер и залогинилась. После нескольких минут молчания она подняла глаза:

— Такого пациента не было.

— Был.

Врач пристально посмотрела на Йону, и на ее лице впервые появилась тень улыбки.