А что, что если это не блик? Что, если на затылке были белые волосы?

Йона заставил себя встать и сказал Лайле, что ему пора. Пошатываясь, он вышел на кухню, умылся и прополоскал рот.

Те фотографии лежали на столе у Нолена. Еще там был вскрытый конверт.

Йона тогда так и не узнал, что послужило причиной смерти.

Нолен как раз говорил про самоубийство, когда в кабинет вошел напарник Йоны, Самуэль Мендель.

— Мне пора, — повторил Йона и промокнул лицо бумажным полотенцем.

Лайла достала из открытой картонной коробки белую футболку и протянула ему. Йона сказал «спасибо» и быстро оделся. Оставшиеся на груди капли воды быстро впитались, и спереди на футболке расплылись серые пятна.

— Сам знаешь — я не хочу, чтобы ты ходил сюда. Тебе здесь не место, у тебя важные дела.

— Все не так просто. — Йона оперся о спинку дивана. — Я изменился. Не знаю, как объяснить, но во мне появилось что-то, с чем я не могу справиться.

— Я так и поняла. Если тебе понадобится еще один сеанс — я здесь.

— Спасибо. Меня ждет работа.

— Вот и хорошо, — кивнула Лайла.

Йона снял с крючка кобуру с пистолетом, застегнул на правом плече и потянулся за пиджаком.

30

До полицейского управления на Кунгсхольмене Йона доехал на такси. Надо рассказать Марго и прокурору о той мертвой девушке, о фотографиях, сделанных в отделении судебной медицины в Эребру.

Да, Мартин Нордстрём сделал признание, но это ничего не решает.

Нельзя терять времени.

Дорожное полотно гудело под покрышками; такси объехало рейсовый автобус, снова вернулось в правый ряд и пристроилось за старым «мерседесом».

Несмотря на долгий сон, Йона чувствовал усталость после наркотического опьянения. Руки дрожали от ломки.

Нельзя говорить Марго, что он так и не прекратил заниматься делом Йенни Линд.

А еще нельзя говорить, что допрос Мартина и его признание — дело во всех отношениях неправильное. Мартин явно ничего не помнит о событиях той ночи. Он просто сказал то, что, по его мнению, хотел услышать от него Арон.

Камешек отскочил из-под колес и ударился о лобовое стекло, оставив после себя голубую звездочку.

Йона думал о фотографии, виденной много лет назад. Ему тогда показалось, что на ней блик от вспышки.

Он, не особо задумываясь, принял белое пятно на затылке мертвой девушки за отраженный свет.

Сейчас Йона думал по-другому.

Смерть девушки классифицировали как самоубийство. Но кто-то поставил ей «холодное» клеймо и, по всей видимости, убил ее — так же, как убили Йенни Линд.

Йона напомнил себе: разговаривая с Марго, следует выражать почтительность, упомянуть, как он уважает работу, проделанную полицейскими Норрмальма, признать, что ему бывает трудно бросить тот или иной случай, а потом попросить разрешения заняться именно этим — ради собственного душевного спокойствия.

Нужно только с согласия Марго запросить информацию, связанную с тем старым делом о самоубийстве. Сделать один-единственный телефонный звонок.

«А если Марго откажет?» — подумал Йона.

Машина повернула. Высокие здания бросали на асфальт глубокие тени. Йона откинулся на спинку, чувствуя, как не до конца оставившее его головокружение перекатывается в мозгу, будто скользкий шарик в подшипнике.

Йона набрал номер полицейского округа Бергслаген. Через несколько секунд его соединили с коллегой по имени Фредрика Шёстрём.

— Йона Линна, — повторила она, когда Йона представился.