— Спасибо. — Полицейский сравнил фотографию Памелы с самой Памелой. — Вы ехали со скоростью семьдесят четыре километра в час, а здесь школа.

— О господи… Я не увидела. Наверное, я пропустила знаки.

— В любом случае, мне придется изъять у вас права.

— Да, я понимаю. — Памела ощутила, как взмокла спина. — Но я очень спешу. Могу я остаться за рулем? Только на сегодня?

— Думаю, прав вас лишат месяца на четыре, не меньше.

Памела смотрела на него, пытаясь осознать услышанное.

— Но… мне что, оставить машину прямо здесь?

— Где вы живете?

— На Карлавеген.

— У вас там парковка?

— Гараж.

— Я поеду с вами до гаража.

32

Мартин, сгорбившись и обхватив руками колени, сидел на полу рядом с нарами. На нем была зеленая тюремная роба, плоские тапки валялись под раковиной. Глаза щипало от усталости — ночью Мартин совсем не спал. Пакет с постельным бельем, полотенцем, мылом и зубной щеткой так и остался невскрытым.

До того как в семидесятых годах на этом месте построили тюрьму, здесь располагался сиротский приют под патронатом кронпринцессы Лувисы.

Ночью мертвые мальчики вместе с толпой детей носились по коридорам тюрьмы, колотили во все двери подряд, после чего собрались возле его камеры.

Мальчики толкали и дергали железную дверь, а потом легли на пол и стали заглядывать в щель под дверью.

Внутрь они пробраться не могли и потому старались поймать взгляд Мартина. Мартин отвернулся и до утра просидел, зажав уши руками.

В коридоре послышались тяжелые шаги, лениво звякнули ключи. Мартин крепко зажмурился. Один из надзирателей отпер дверь, и голос с финским акцентом проговорил:

— Меня зовут Йона Линна, мы с вами встречались в допросной. Я пришел сказать, что прокурор не будет возбуждать против вас дело, она прекратила следствие, так что вас прямо сейчас освободят… Но прежде чем вы выйдете отсюда, я хочу принести вам свои извинения и спросить: может быть, вы хотите помочь нам найти того, кто убил Йенни Линд.

— Если смогу, — тихо ответил Мартин и посмотрел на ботинки говорившего. На ботинки и черные брючины над ними.

— Я понимаю, что вы мало что можете рассказать, — продолжил Йона. — Но когда мы с вами беседовали в допросной, вы что-то хотели мне сообщить. Мой коллега не дал нам договорить, но вы уже начали описывать, как Йенни Линд стояла под дождем.

— Я не помню, — прошептал Мартин.

— Мы сможем поговорить позже.

— Хорошо.

Мартин поднялся с пола; тело у него затекло.

— Если хотите, я позвоню, скажу, что вас отпустили?

— Нет, спасибо.

Мартин не решался упомянуть про Памелу, потому что дверь в коридор стояла открытой. Если произнести имя жены, мертвые мальчики наверняка захотят забрать его себе. Разозлятся, что им не разрешают написать это имя на могилах.

Полицейский, говоривший с финским акцентом, подвел Мартина к надзирателю, а тот отвел его в приемное отделение, где Мартину выдали сумку с одеждой, обувью и бумажником.

Пять минут спустя он уже выходил на Бергсгатан. Ворота у него за спиной с жужжанием закрылись. Мартин зашагал по тротуару вдоль ряда припаркованных сверкающих машин.

Вдалеке послышался собачий лай.

Мальчик с серым лицом, стоявший возле большой вентиляционной решетки, не отрываясь, смотрел на него. Вода стекала с мокрых волос на серую курточку, грязные джинсы были порваны на коленях.