Наконец строения и машины скрылись из виду.
Ким очень хорошо помнила ту поляну, жаркие солнечные лучи, падавшие на черничник и мох, сверкающие паутинки и темные верхушки елей.
Ким стянула штаны и трусы до самых ступней и присела на корточки, широко расставив ноги.
Одной рукой она отвела штаны подальше от наполненной светом струйки, от брызг, которые отскакивали от земли.
С треском сломалась ветка, и Ким поняла, что рядом кто-то есть, но ей очень хотелось писать.
Шаги приближались, за спиной у Ким потрескивали ветки и шишки, сухостой со свистом задел чьи-то штанины.
Дальше все произошло очень быстро. Нападавший вдруг прижал Ким ко рту тряпку и опрокинул на спину. Ким попыталась отбиваться, чувствуя, как теплая моча струится по ногам, а потом потеряла сознание.
В доме Ким жила уже два года.
Первые шесть месяцев ее продержали одну в подвале. Потом пустили жить в доме. Ким помнила день, когда бабушка рассказала, что ее больше не ищут. Бленда, с которой Ким делила комнату, прожила в доме гораздо дольше; она носила золотой браслет, и ей пришлось научиться водить грузовик. Девушки жили наверху, они прибирали в доме и мыли посуду, но никак не контактировали с остальными насельницами.
Колеса тачки проскрипели по двору, и Ким с Блендой услышали, как бабушка кричит Аманде: «Кто не работает, тот не ест!»
— Ты их знаешь? — вполголоса спросила Ким.
— Нет. Но Аманда, по-моему, сбежала от родителей, потому что ей все казалось скучным. Она хотела посмотреть мир, поездить по Европе, петь в какой-нибудь группе.
— А Ясин?
— Она из Сенегала. Вроде бы. Ругается по-французски.
После побега Йенни Линд все изменилось. Девушки лишились всех преимуществ, и жить в доме им больше не разрешали.
Теперь они обитали в тесных клетках, как звери.
Все они видели полароидные фотографии: вот Йенни борется за жизнь, а вот труп Йенни.
Бленда уже начала заплетать Ким косу, как вдруг брус на двери поднялся, и вошел Цезарь.
В клетки хлынул дневной свет, и девушки заморгали. У бедра Цезаря покачивалось мачете, тяжелое лезвие поблескивало черным.
— Ким, — позвал он, останавливаясь перед клеткой.
Ким опустила глаза, как научила ее бабушка, и сама почувствовала, как часто дышит.
— Все нормально? — спросил Цезарь.
— Да, спасибо.
— Что скажешь насчет ужина со мной?
— Я была бы очень рада.
— Если ты не против, аперитив можно принять прямо сейчас. — И Цезарь отпер клетку.
Ким выползла из клетки, отряхнула спортивные штаны от мусора и соломы и вышла за Цезарем во двор, под солнечный свет.
В пальцах ног покалывало от притока крови.
Тачка была перевернута, гравий высыпался. Ясин лежала на земле, бабушка молча била ее тростью. Аманда бросилась к тачке, подняла ее, схватила лопату и принялась сгребать гравий назад, в тачку.
— Это что? — Цезарь указал на тачку мачете.
— Просто несчастный случай. — Аманда посмотрела на него.
— Несчастный случай. И почему же он произошел?
Бабушка опустила трость и, дыша открытым ртом, отступила. Ясин так и лежала, глядя перед собой.
— День жаркий, нам хотелось пить, — объяснила Аманда.
— И ты высыпала гравий, чтобы привезти воды? — спросил Цезарь.
— Нет…
Аманда дрожащими пальцами застегнула верхние пуговицы пропотевшей насквозь блузки.
— Стоит мне отвернуться — и вы делаете вид, что правила ничего не значат, — заговорил Цезарь. — Что это с вами? Что вы станете делать без меня? Будете сами заботиться о себе, сами добывать еду и покупать украшения?
— Простите. |