— Да ладно, ничего.

Время, проведенное с Микке, было единственным в жизни Мии периодом, когда ей казалось, что у нее есть семья. Но и потом, когда Микке посадили, она не смогла осознать, что была влюблена в него, что он хорошо обращался с ней только потому, что она добывала деньги воровством.

— До того как попасть сюда, ты жила в двух приемных семьях.

— Да, ничего не вышло.

— Почему?

— Спросите у них.

— Я спрашиваю тебя.

— Ну, там надо было мило улыбаться, а я не из таких, и меня это иногда раздражало. Люди хотели решать за меня, а сами ни фига про меня не понимали.

— Мы собираемся провести дополнительное психиатрическое обследование.

— Я не псих, вот уж точно не псих. Я просто не вписалась в семью такой, какая есть.

— А сюда ты вписываешься, — без улыбки заметила соцработница.

Мия почесала лоб. Начальство интерната утверждает, что заботится о ней, но эти люди — не ее родители и не хотят ими быть, у них есть собственные дети, у них такая работа, им за нее платят. Они не плохие люди. Но все же ее проблемы для них — просто источник дохода.

— Я хочу попасть в настоящий дом, — сказала Мия.

Соцработница заглянула в лежащие перед ней бумаги.

— Ты уже внесена в лист ожидания. Я считаю, что ты, безусловно, должна в нем оставаться, но, честно говоря, шансы у тебя не очень. Тебе же скоро восемнадцать.

— Ну да, понимаю, чего уж тут. — Мия проглотила комок в горле.

Она поднялась, сказала «спасибо», пожала соцработнице руку. Вышла в холл и села на ступеньку лестницы, ведущей наверх.

У нее нет сил подниматься, когда у Лувисы случаются припадки.

Она сидела на ступеньке, читала мемы в телефоне и вдруг увидела новостной заголовок: стокгольмский следователь Арон Бек, руководивший предварительным расследованием убийства Йенни Линд, заявлял, что прокурор ошиблась, потребовав заключения Мартина Нордстрёма под стражу. С Нордстрёма полностью сняли обвинение в убийстве, и теперь следователи рассматривали его как ключевого свидетеля.

Мия спустилась по лестнице и вышла на улицу. Было жарко. Трава, ревень и кусты сирени, которыми была обсажена беседка, источали сладкий запах.

Мия прошагала мимо двух машин, стоявших во дворе, пробежала по подъездной дороге, свернула налево и коротким путем, через высокую траву вышла на Варвсгатан.

Обернулась, посмотрела через плечо.

На обочине немолодой мужчина с длинными седыми волосами фотографировал шмелей, вьющихся над люпином.

Мия прошла по лесной опушке, поглядывая на стволы деревьев. Ей все еще казалось, что за ней кто-то наблюдает.

Дорога обогнула перелесок и вывела Мию в промышленную зону со строительными рынками и автомастерскими.

Мия миновала старые газгольдеры.

Над полукруглыми крышами дрожал горячий воздух.

Сзади приближалась машина.

Под медленно крутившимися колесами пощелкивали камешки, валявшиеся на асфальте.

Мия обернулась, козырьком приставила ладонь к глазам и рассмотрела такси.

Машина остановилась метрах в двадцати позади нее.

Потянулся забор, Мия зашагала быстрее. Машина тронулась, набрала скорость и поравнялась с ней.

Мия уже подумывала перелезть через ограду и убежать к набережной, когда окошко опустилось и показалось лицо Памелы.

— Здравствуй, Мия. Нам надо поговорить.

Такси остановилось, и Мия забралась на заднее сиденье, к Памеле.

— Я прочитала, что Мартина выпустили, — сказала Мия.

— Об этом уже пишут? И что именно?

— Что он вообще не при делах… но что он вроде как важный свидетель.