— Значит, Бог, по-твоему, не знает о ваших нуждах? — Цезарь повысил голос.

— Он…

— Все начинается с недовольства, — перебил Цезарь. — А от недовольства и до мыслей о побеге недалеко.

— Она ничего такого не имела в виду, — заговорила бабушка. — Она…

— Вы сами вынудили меня ужесточить наказания, — рявкнул Цезарь. — Я этого не хотел, я не хотел сажать вас под замок.

— Я никуда не убегу, — заверила его Аманда.

— Ты что, собака? — Цезарь облизал губы.

— Чего?

— Собаки не сбегают, — проговорил Цезарь, глядя на нее. — Если ты собака, то почему стоишь не по-собачьи?

Аманда с отсутствующим лицом положила лопату в тачку и опустилась перед ним на четвереньки.

Блуза выбилась из юбки, обнажив блестящий от пота крестец.

— Фанни пыталась сбежать, Йенни пыталась сбежать. Еще кто-нибудь хочет попробовать? — спросил Цезарь.

Он схватил Аманду за волосы, задрал ей голову и полоснул мачете по шее с таким звуком, с каким топор втыкается в полено. Аманда завалилась вперед, тело несколько раз дернулось и застыло.

— Я займусь ею, — прошептала бабушка и положила руку на кулон, свисавший с ее шеи.

— Зачем? Она не заслуживает погребения. Пусть гниет на обочине шоссе.

И Цезарь зашагал к дому.

Ким, дрожа, стояла возле трупа Аманды и смотрела, как Цезарь тянет через двор удлинитель, как втыкает в него штепсель болгарки.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Цезарь распиливал труп, а Ким и Ясин рассовывали отпиленные части по пластиковым мешкам и заматывали их скотчем. Мешки они относили в прицеп фуры.

В последний мешок, с головой и правой рукой, Цезарь швырнул бутылку воды, несколько украшений, сумку и велел бабушке выбросить мешок куда-нибудь подальше.

34

Мия Андерсон сидела напротив соцработницы, ответственной за рассмотрение ее дела, в комнате на первом этаже.

Кружка с кофе у нее в руках успела остыть.

Что бы ни происходило с Мией, ее всегда преследовало чувство одиночества.

В детстве о ней никто не заботился. Необходимость содержать себя в чистоте и что-нибудь есть целиком и полностью лежала на ней. В семь лет Мия обнаружила своих родителей в ванной, мертвыми. Передозировка фентанила. Мия попала сначала в одну временную семью, потом две недели провела в приемной семье в Сандвикене, но разругалась с другим ребенком.

Мия красила свои светлые, как у матери, волосы в голубой и розовый цвет. Густо мазала брови и ресницы, жирно подводила глаза. Кривые зубы придавали симпатичной, в общем, улыбке зловещее выражение.

Мия носила черные джинсы, тяжелые ботинки и мешковатые кофты.

Она уже поняла: доброты в людях нет. Все просто используют друг друга. Нет ни настоящей любви, ни истинного сочувствия, есть только красивые слова.

Как в той брошюре: ориентированный на результат торговый агент придерживается методов, доказавших свою эффективность.

Мия ненавидела эту систему.

Совершенно очевидно, что некоторые дети никому не нужны.

А те, кому они все-таки нужны, сами те еще типы.

Памела звонила сегодня, но Мия не ответила. Когда Памела через пять минут позвонила еще раз, Мия заблокировала ее номер.

— Что думаешь, Мия?

— Ничего.

Соцработнице было лет пятьдесят. Седое каре, на необъятной груди — очки на золотистой цепочке.

— Я понимаю, что ты расстроилась из-за отказа комиссии.

— Да ладно, ничего.

Время, проведенное с Микке, было единственным в жизни Мии периодом, когда ей казалось, что у нее есть семья.