Затем в средний неф церкви вступила многочисленная процессия, надо полагать, свадебная, поскольку во главе ее рука об руку шли леди и джентльмен, сопровождаемые большой свитой лиц обоего пола в ярких, нет, даже роскошных нарядах.

Невеста, чье лицо было отчетливо видно зрителям, казалась не более шестнадцати лет отроду и была необычайна хороша собой. Жених же первые несколько мгновений двигался плечом вперед, отворотив лицо, однако ж изящество его фигуры и походки поразило сестер одним и тем же ужасным подозрением.

Когда же он внезапно повернул голову, подозрение это подтвердилось самым безжалостным образом и в веселом женихе пред собой они узнали сэра Филиппа Форрестера. Жена его издала невольное восклицание, при звуке которого вся сцена вздрогнула и начала рассыпаться.

– Не могу сравнить это ни с чем иным, – говаривала леди Ботвелл впоследствии, рассказывая сию удивительную историю, – как с отражением в глубоком и спокойном озере, куда внезапно был кинут камень, отчего все линии на воде начали ломаться и искажаться.

Магистр с силою сжал руки обеих дам, как бы напоминая об их обещании и об опасности, которую они могут навлечь на себя.

Восклицание умерло на губах леди Форрестер, не успев родиться, и стекло после минутного замешательства явило их взорам прежнее отображение происходившей в глубине зеркала сцены – точь‑в‑точь, как на картине, за исключением того только, что фигуры на ней двигались, а не застыли в одном положении.

Двойник сэра Филиппа Форрестера, чьи черты и облик теперь также были явственно различимы, увлекал за собой к священнику ту прелестную девушку, которая следовала за ним с заметной робостью, но в то же время и с несомненной гордостью.

Тем временем, как раз в тот миг, когда священник выстроил перед собой свадебную процессию и, по всей видимости, собирался начать обряд, в церковь вошла новая группа людей, из них двое или трое – военных.

Сперва они неспешно двинулись вперед, словно, намереваясь полюбоваться на брачную церемонию, но тут один из военных, обращенный спиной к зрителям, вдруг опередил своих спутников и стремительно ринулся к свадебной процессии, тогда как все ее участники повернулись к нему, очевидно, привлеченные возгласами, коими сопровождалось его приближение.

Внезапно нежданный гость выхватил меч, жених обнажил свой, и прочие – как участники свадьбы, так и новоприбывшие – также схватились за клинки.

Поднялось всеобщее смятение, священник вместе со старшими и степенными гостями явственно пытался уладить дело миром, а более горячие головы из обоих отрядов размахивали оружием.

Но тут короткий срок, на который предсказателю, по его словам, было позволено пускать в ход свое искусство, истек. Изображение снова затянулось дымкой, расплываясь и тая в ней; церковные своды и колонны покосились, запрокинулись и исчезли, и гладь зеркала вновь не отражала ничего, кроме пылающих факелов и меланхолических предметов, стоящих на алтаре или же столе перед ним.

Затем доктор отвел дам, кои весьма нуждались в его помощи, в комнату, откуда они пришли и где за время их отсутствия уже были приготовлены вино, эссенции и прочие подбодряющие снадобья.

Он указал им на кресла, куда они молча опустились.

Леди Форрестер бесперстанно заламывала руки и возводила глаза к небесам, но не произнося ни единого слова, словно ужасающее видение все еще стояло пред ее взором.

– То, что мы видели, происходит прямо сейчас? – осведомилась леди Ботвелл, с усилием овладевая собой.

– Этого, – отвечал Баптиста Дамиотти, – с уверенностью сказать я не могу. Но либо это происходит непосредственно сейчас, либо же произошло в самом недавнем времени. Это последнее примечательное событие, в котором принимал участие кабальеро Форрестер.

Леди Ботвелл выразила беспокойство по поводу состояния своей сестры.