-  Да лежи уж, дитятко. Ты после горячки, такому в слабости стыда нет.

    Где-то через полчаса, дважды ополоснувшнсь и облачившись в чистые рубахи, они выбрались на лавку на улицу, хлебнули оставленного на скамье холодного шипучего кваса.

    -  Ну, чего скажешь, Андрей, Васильев сын? - откинулся на бревенчатую стену дядька.

    -  Скажу, что, если это сон, то я папа Римский.

    Пахом довольно захохотал, отхлебнул еще квасу, налил полный корец, протянул пареньку:

    -  Пей. Бо пота много вышло, надобно попить его заместо, дабы сушняка не случилось. Хорошо. Силы старые ушли, ныне свежие появятся.

    -  Скоро?

    -  Скоро, барчук, скоро. Как матушке Ольге Юрьевне ждать нас к трапезе закатной надоест, враз и появятся.

    -  Белый!!! - послышался со стороны дома женский крик. - Белый, ты где?! Боярыня кличет!

    -  Вот и оно, барчук. Хоть не хошь, а идти надобно. Вечерять пора.

    В этот раз в трапезной за столом собралось семь человек. Кресло по-прежнему пустовало, справа от него сидела здешняя хозяйка, внешне и вправду сильно похожая на маму Андрея - ничего удивительного, что он обознался, когда пришел в себя. Женщина постоянно смотрела на Зверева как-то по-собачьи, с мольбой и радостыо, словно была чем-то перед ним виновата. Самого паренька посадили слева от кресла. Дальше, за углом стола, сидел Пахом и еще трое мужчин, похожих друг на друга окладистыми бородами и солидным возрастом. За хозяйкой, тоже за поворотом стола, неторопливо кушала сухонькая женщина лет пятидесяти. С коричневым лицом, остроносая, с мелкими седыми кудряшками, она походила на крысу, которой на голову натянули кусок овечьей шкуры. Андрей так решил, что за хозяйский стол были допущены самые доверенные и заслуженные из слуг, но он вполне мог и ошибаться. Может, это родственники?

    -  Ты кушай, сыночек, кушай. Тебе силы восстанавливать надобно. Вот, карасиков в сметане возьми, поутру из Крестцов выловили. Балык бери. Кашки, кашки не забудь. Сыру передать?

    -  Нет, спасибо… - Андрей поколебался и добавил: - Матушка…

    -  Да ты кушай, кушай! Чего же ты не ешь совсем?

    -  Ой, матушка, ем, сколько влезает. А больше, не обессудь, не могу.

    Пахом Белый на своем месте тихонько хмыкнул, его сосед опустил голову ниже. Крысиная старушка, наоборот, вскинулась, но промолчала. Хозяйка же лишь улыбнулась:

    -  Ну, кушай, Андрюшенька, сколько сможешь…

    На самом деле Зверев успел одолеть уже большущую миску запеченных в сметанном соусе рыбешек - штук пять, и каждая с ладонь, - белесое заливное из какой-то белой рыбы, обильно украшенное луком и морковкой, сладкую кашицу из тыквы и пряную, с шафраном, щучью спинку. В нормальной жизни этого хватило бы ему на неделю.

    -  Спасибо, очень вкусно. Но больше не могу.

    -  Благодарствую за угощение, матушка Ольга Юрьевна… - Пахом поднялся, широко перекрестился и склонился в поклоне.

    -  Благодарствую, - повторил его жест сидевший рядом рыжебородый мужик.

    -  Спасибо, - еще раз повторил Андрей, поднялся, перекрестился, склонился в поклоне и выбрался из-за стола.

    -  Устал, кровинушка моя? - Хозяйка жестом подозвала его к себе, наклонила, поцеловала в лоб. - Ну, иди, сыночек, отдыхай…

    Дорогу в свою комнату Зверев уже помнил, а потому легко нашел, несмотря на сумерки, наполнившие дом.