Если только в вашей живописи отразится ваш
характер.
— А вы считаете, что тут нет характера? — спросил Винсент, доставая свою папку. — Присядьте, посмотрите.
— Я не могу смотреть рисунки сидя.
Акварели Вейсенбрух отодвинул в сторону, едва взглянув на них.
— Это не в вашей манере; акварель — слишком пресная, вялая техника, чтобы выразить то, что вы хотите.
Он заинтересовался карандашными рисунками, изображавшими боринажцев, брабантцев, стариков и старух, которых Винсент часто рисовал в Гааге.
Рассматривая лист за листом, он только посмеивался, Винсент ждал, что сейчас на него обрушится град издевательств.
— Рисуете вы просто великолепно, — сказал Вейсенбрух, и глаза у него заблестели. — Пожалуй, по этим эскизам я и сам не прочь бы поработать.
У Винсента будто подломились колени, так неожиданны были слова Вейсенбруха. Он упал на стул как подкошенный.
— Вас, кажется, называют Карающим Мечом?
— Так оно и есть. Если бы я увидел, что ваши рисунки плохи, я бы сказал это прямо.
— А Терстех разбранил меня за них. Говорит, что они чересчур грубы и резки.
— Глупости! В этом-то их сила.
— Я хотел рисовать пером, но Терстех говорит, что мне надо целиком перейти на акварели.
— И тогда он будет продавать эти акварели, да? Нет, мой друг, если вы видите натуру как рисунок пером, то и передавайте ее рисунком. И,
главное, никого не слушайте, даже меня. Идите своим путем.
— Пожалуй, так и придется.
— Когда Мауве сказал, что вы художник божьей милостью, Терстех не согласился с ним, и Мауве стал вас защищать. Это было при мне. Если это
повторится, то теперь, когда я видел ваши работы, я тоже буду стоять за вас.
— Мауве сказал, что я художник божьей милостью?
— Не вбивайте себе это в голову. Благодарите бога, если хотя бы умрете художником.
— Тогда почему же он так холоден ко мне?
— Он ко всем холоден, Винсент, когда заканчивает картину. Не обращайте на это внимания. Вот он покончит со своим схевенингенским полотном, и
все образуется само собой. А пока можете заходить ко мне, если вам понадобится помощь.
— Разрешите задать вам один вопрос, Вейсенбрух?
— Пожалуйста.
— Это Мауве прислал вас сюда?
— Да, Мауве.
— А зачем?
— Ему хочется знать мое мнение о вашей работе.
— Но зачем же ему знать? Если он считает меня художником божьей милостью...
— Не знаю. Быть может, Терстех заронил в него сомнение.
6
Терстех все больше терял веру в Винсента, а Мауве становился к нему все холоднее, но их место в его жизни постепенно занимала Христина: она
дарила его той простой дружбой, по которой он так тосковал. Она приходила в мастерскую каждый день, рано поутру, и приносила корзинку с шитьем —
ей хотелось; чтобы ее руки, как и руки Винсента, были тоже заняты работой. Голос у нее был грубый, слова неловкие, но говорила она спокойно,
тихо, и когда Винсенту надо было сосредоточиться, она ему нисколько не мешала. Почти все время Христина мирно сидела у печки, глядя в окно или
занимаясь шитьем каких-то вещей для будущего ребенка. Позировала она плохо и с трудом понимала, что от нее хотят, но старалась изо всех сил. |