Изменить размер шрифта - +
Он назвал свой рисунок «Скорбь». Это была женщина, из которой выжаты все соки жизни. Внизу он написал строчку из Мишле.
   Работа над рисунком заняла целую неделю и вконец опустошила карман Винсента, а до первого марта оставалось еще десять дней. Два-три дня можно

было протянуть на черном хлебе из прежних запасов. Винсент почувствовал, Что надо прекратить работу с натурой, хотя это и отбросит его назад.
   — Син, — сказал он, — боюсь, что я не смогу рисовать тебя до начала следующего месяца.
   — А что случилось?
   — У меня вышли все деньги.
   — Ты не можешь мне платить?
   — Да.
   — Мне сейчас все равно нечего делать. Я буду к тебе ходить просто так.
   — Но тебе надо зарабатывать деньги, Син.
   — Немножко заработаю как-нибудь.
   — Но ведь если ты будешь целыми днями сидеть здесь, когда же тебе стирать?
   — Брось думать об этом... Я обойдусь.
   Она приходила к нему еще три дня, пока был хлеб. Потом хлеб съели, до первого числа оставалась целая неделя, и Винсент сказал Христине, что

он едет в Амстердам к дяде, а когда вернется, зайдет к ней. Три дня он просидел, не выходя из мастерской, на одной воде и делал кое-какие копии;

голод не особенно мучил его.
   На третий день вечером он пошел к Де Боку, надеясь попить у него чаю с печеньем.
   — Добро пожаловать, старина, — приветствовал его Де Бок, стоя у мольберта. — Устраивайтесь поудобнее. Скоро мне надо будет идти на званый

ужин, а до тех пор я поработаю. На столе есть несколько журналов. Читайте, пожалуйста.
   И ни слова о чае.
   Винсент знал, что Мауве не хочет его видеть, а просить о чем-нибудь Йет ему было стыдно. Что же касается Терстеха, то после того, как этот

коммерсант очернил его в глазах Мауве, Винсент предпочел бы скорее умереть с голоду, чем идти к нему на поклон. Но как бы ни было отчаянно

положение Винсента, ему даже в голову не пришло, что можно заработать несколько франков не рисованием, а чем-то иным. Снова воскрес его старый

недуг — лихорадка, заныли в коленях ноги, и он слег в постель. Он понимал, что ждет напрасно, но все же надеялся на чудо — вдруг Тео пришлет сто

франков на несколько дней раньше срока. Но Тео сам получал жалованье только первого числа.
   На пятый день к вечеру в мастерскую без стука вошла Христина. Винсент спал. Она постояла над ним, разглядывая его изборожденное морщинами

лицо, рыжую бороду, под которой сквозила бледная кожа, шершавые воспаленные губы. Потом осторожно приложила руку к его лбу — у Винсента был жар.

Христина обшарила полку, на которой обычно хранилась еда. Там не было ни крошки черствого хлеба, ни зернышка кофе. Христина вышла, тихонько

прикрыв за собой дверь.
   А через час Винсенту приснилось, будто он сидит на кухне в Эттене и мать варит ему кофе. Он очнулся и увидел Христину, она сидела у печки и

мешала ложкой в горшке.
   — Син, — пробормотал он.
   Она подошла к кровати и коснулась своей прохладной ладонью его рыжей щетины: щека Винсента была словно в огне.
   — Брось ты свою гордость, — проговорила она, — и хватит мне врать. Если мы бедны, это не наша вина. Нам надо помогать друг другу. Разве ты не

помог мне, когда мы в первый раз встретились в кафе?
   — Син, — повторил он.
   — Лежи спокойно. Я принесла из дому картошки и бобов.
Быстрый переход