На кухне ругались. Громко. Раздраженно. В первую секунду я подумала, что это папа с ма­мой. Успела удивиться — вот уж кого тяжело вынести из себя, так это моего папу. Он вообще не тает, что такое кричать. Но радостно заколотившееся в груди сердце подсказало мне, что зря я подумала на папу, с мамой на кухне разго­варивал Макс.

Я отстранила тыкающуюся усатой мордоч­кой мне в лицо Белку. Ну вот, попросила себе на время развлечение, которое мне спать не дает! Ее же, наверное, еще и кормить надо. И откуда она взялась в моем сне?

На часах «двенадцать». Ничего себе я поспала!

Под одеялом было жарко. Я выбралась из-под него, посмотрела на окно. Опять его закры­ли! Мама убеждена, что причин у моей болезни две постоянно открытые окна и Макс. Из форточек на меня дует, а Макс забирает послед­ние силы. Кажется, в таком порядке. Хотя я могла и перепутать.

Что-то такое было… Какой-то разговор. Во сне? Вчера? Катрин! Олег сказал, что началась охота на Катрин!

Но про вампиршу мне пришлось забыть — первые же движения вызвали ужасную слабость. Вроде спала, а так тяжело, будто всю ночь с саб­лей тренировалась. Знакомая боль прошла по позвоночнику, выбирая, в какой части тела за­держаться.

Я сгребла покорную Беллу и, покачиваясь, пошла к двери.

— Не надо мне говорить про любовь! Вместе со сквозняком из распахнутой двери ко мне в комнату ворвался голос мамы. — Что вы во всем этом смыслите? Любовь у них! На ноги встаньте, школу сначала закончите. Или всю жизнь собираетесь сидеть на шее родителей?

— Виктория Борисовна, я не хотел бы… — пытался перекричать мою маму Макс.

О, вампир в ярости! И я проспала такое зрелище.

— Не надо ничего хотеть! — Мою маму пе­респорить невозможно. Разве я Максу не гово­рила? — Посмотри, в каком она состоянии. Еще немного, и ее заберут в больницу. Ты этого добиваешься?

— Виктория Борисовна! Я, наоборот, хочу помочь.

— Вот и помоги! — бушевала мама. — Ос­тавь ее в покое!

Картина была великолепна. Мама стоит около окна, деловой костюм — кажется, она собралась сходить на работу, — аккуратно уложенные волосы, на щеках полыхает румянец раздражения. Макс сидит за столом, на нем белая рубашка, светлые брюки, в тусклом свете дня кожа его не кажется такой уж бледной, а руки он сцепил, старательно пряча свои не совсем естественные синеватые ногти. Наверняка он заметил меня сразу же, как только я проснулась, но вида не подал. Поэтому первой на мое появление голову повернула мама.

— Хороший способ мне помогать… — Со сна голос у меня звучит хрипло. — Разбудили больного человека.

— Что это? — Мама заметила в моих руках Беллу.

— Друг человечества, — отозвалась я. Макс все еще сидел, не поворачивая головы, словно совещался с невидимым собеседником. — Я из-за вашего крика проснулась.

— Отправляйся обратно в кровать! Не ходи в таком виде! — Мама старалась говорить спокой­но, но внутри ее все бушевало. — Взрослые уже люди, пора думать о последствиях своих поступ­ков.

Ее слова меня почему-то не задели. Я думала только о том, что прямо сейчас раздобыть еду для Белки будет проблематично — пока мама на кухне, никого, кроме меня, кормить она не позволит.