Тхор спешила в соседний дом, где решила снять квартиру, устав от многочасовых пробок. Идея обзавестись промежуточным жильем поближе к работе пришла ей после того, как Адам вздумал продать свою жилплощадь. Она прекрасно знала, что старик никуда не уедет и вскоре вернется за ключом. Но мысль о собственном уголке возле Грекова показалась ей конструктивной. «Уголок», впрочем, составлял сто двадцать квадратных метров и вполне удовлетворял Мирину гигантоманию. Его хозяева, семья музыкантов из шести человек, уезжали в свою резиденцию в Болгарию и ждали Тхор к девяти вечера.

Без пятнадцати Мира выскочила из кабинета и тут же наткнулась на взволнованного счастливого ювелира с собакой и низкорослой пожилой женщиной в элегантном пальто, со звонкими ультрамариновыми глазами.

– Уже? – споткнулась о порог Мира. – Приехали из Тибета?

– Ай! – махнул рукой Адам Иванович. – К черту Тибет! Моя Диночка вернулась!

Мира обняла старика и тут же прижала к себе Дину, будто знала ее тысячу лет.

– Сказочный поворот событий, не правда ли? – засмеялась Тхор. – Вот ваши ключи. От квартиры и мастерской. Деньги вернете на мой счет как сможете.

– Мира, – у самодержавной Дины по щеке поплыла слеза, – вы – ангел. Спасибо, что уберегли этого дурака от смертельной эмиграции.

– Нет, ангел – это не я, – прищурила один глаз Мира и взглянула на ювелира. – Что, Адам Иванович, не ужились с бриллиантом? Сбежали от него?

– Думаю, только такой мудрый человек, как ты, можешь совладать с его силой. Я оказался слишком беспомощным, – развел руками старик.

– Нам всем есть что терять. И порой это несоизмеримо больше, чем наши мечты…

Выбежав на улицу, Мира запахнула легкую шубку и натянула лайковые негреющие перчатки. Лицо сковало внезапным морозом, холод добрался до позвоночника, ледяной ветер лез за воротник и щипал подбородок. Зима выскочила неожиданно и, как убийца из-за угла, мгновенно перерезала теплое горло заплутавшей в сумерках осени.

– Миу, – хрипло прозвучало за спиной. – Ми… у-у…

Мира обернулась и увидела черную облезлую кошку, на которую обратил внимание Марк еще утром. Видимо не найдя теплого пристанища, кошка тряслась всем телом, поджимая лапы на тонком, но прочном льду.

– О господи! – воскликнула Мира. – Что за напасть!

Она вспомнила о двух пакетиках корма для Жюли, что лежали в сумке, и, поджав полы шубы, села на корточки рядом с кошкой. Пока негнущимися пальцами в перчатках Мира пыталась разорвать паучи, кошка истово терлась о ее колени, оставляя на полотне из стриженной норки следы соплей и гноя: глаза ее затянула пленка нечистот, нос покрылся красной язвенной коркой.

Тхор вывалила кусочки в соусе прямо на лед, споткнулась о кошку и уронила на землю шанелевский шопер. Как назло, из него высыпалось все, что только можно: тени, помада, отвертка, какие-то скрепки, паспорт, пластиковые карточки… Все это, чертыхаясь, она сгребла испачканными перчатками и засунула обратно в сумку.

Кошка – Мира вспомнила, что ее в народе звали Маней, – ела жадно, захлебываясь и хрипя, подняв над худым позвоночником острые лопатки и дрожа ими, словно прощальный лист на уходящем в спячку дереве.