– Уверены? Но вы же удалили мне не мозг. А всего лишь желчный пузырь. И я потерял способность писать.

– И вы тоже потеряли? – воскликнул хирург.

– В смысле – тоже? Не вижу поводов для радости. Я вместе с этим потерял смысл жизни.

– Давай выпьем, – резко выдохнул Вадим, снова перейдя на «ты».

– Обалдел? – Греков отпрянул. – Я в завязке, у меня торпеда зашита.

– Херня. Это психологический прием. Ничего с тобой не будет.

– Я не собираюсь рисковать. – Сергей Петрович выставил вперед ладонь, как комсомолец на советском плакате.

– Пошли ко мне, – напирал хирург. – Я вырежу тебе эту капсулу. Потому как то, что я тебе скажу, на трезвую голову воспринять невозможно.

Девушки за соседним столом с коктейлями в руках кокетливо улыбались, устремляя взгляды на собеседников. Перешептываясь и хихикая, уже делили между собой добычу. Вот этот темненький, харизматичный, уж больно хорошо сложен. А у блондина, того, что похлипче, особенно красивые руки. И такое сладкое рассечение на нижней губе. Ммм… Похоже, он офигенный любовник. Официантка за стойкой, натирая бокал, пыталась понять, оставят ли мужики чаевые. Подростки подсчитывали, сколько сигарет удастся подрезать у этих лохов.

Внезапно объекты всеобщего внимания покинули свой столик и рванули к выходу. И хотя Греков после той «пьяной планки» поклялся никогда не появляться в Марго-шиной квартире, Вадим убедил его, ссылаясь на удачное отсутствие жены. Она уехала на саммит в Новосибирск.

В центральной комнате хирург распахнул бар и ослепил писателя гирляндами бутылок всех фасонов и мастей – от тонких водочных поллитровок до пузатых графинов дорогих коньяков.

– Благодарность пациентов, – пояснил Вадим, доставая V-образную бутыль «Курвуазье» из черной коробки-гроба. – Если не врут, стоит пол-ляма.

– Я бы загнал на «Авито», – признался Греков.

– Была такая мысль, но боюсь, больные обвинят меня в барыжничестве.

Пока Вадик разливал древесного цвета жидкость по коренастым бокалам, Греков стянул пуловер и ткнул пальцем под лопатку, где фашистским крестом маячил красноватый шрам. Хирург прощупал его пальцами и довольно хмыкнул.

– Так я и знал. Ничего тебе не вшили. Это психологическая уловка. Врачу респект. Можешь не одеваться. У нас тут жарко.

В подтверждение своих слов Вадим снял джемпер и остался в черной майке-боксерке. Нарезал ломтиками маасдам, разделил на треугольники камамбер, настрогал копченую колбасу с крупными островками белого жира и кружочками оформил лимон. Оба уселись в массивные кресла вокруг журнального столика, с видом знатоков погрели бокалы в ладонях, чокнулись и отхлебнули по паре глотков.

– Готов? – спросил хирург.

– Готов, – ответил Греков.

– В твоем желчном пузыре был бриллиант…

* * *

Сложно сказать, что больше опьянило писателя: три бутылки отборного коньяка или сбивчивый рассказ Вадима, то и дело восклицающего:

– Это антинаучно, этому нет объяснения!

У Грекова перед глазами вновь предстала Машенька Перлова на сломе эпох, беременная, испуганная, запивающая водой бриллиант, как горькую таблетку эвтаназии.