|
Благозвучное имя. После того как Цезарь решил не видеться с Сервилией – с середины мая, – беременность тянулась ужасно медленно. Последний срок совпал с самой большой жарой, а Силан решил, что неразумно уезжать из Рима на побережье из-за ее положения в таком возрасте. Он продолжал оставаться добрым и внимательным. Никто, глядя на эту супружескую пару, не мог бы и заподозрить, что между ними не все ладно. И только одна Сервилия заметила новое выражение глаз мужа – печальный взгляд смер-тельно раненного. Но поскольку жалость была чужда ее натуре, она просто приняла это как факт и не смягчилась. Зная, что слухи о рождении дочери дойдут до Цезаря, Сервилия не пыталась увидеться с ним. И без того тяжело, а теперь еще новая молодая жена Цезаря. Какой это был шок! Как гром среди ясного неба! Эта новость, как шаровая молния, придавила Сервилию, убила, превратила в пепел. Ревность душила ее день и ночь, ибо она, разумеется, знала эту женщину. Ни ума, ни глу-бины натуры – но такая красивая! Ярко-рыжие волосы и зеленые глаза! К тому же внучка Сул-лы. Богатая. Все необходимые связи и лапа в каждом сенаторском лагере. Умный Цезарь! Удов-летворил свою чувственность и повысил политический статус! Не имея возможности выяснить настроение своего любовника, Сервилия автоматически решила, что он вступил в брак по любви. Проклятый! Как ей жить без него? Как могла она жить, зная, что какая-то другая женщина значит для него больше, чем она? Как ей жить? Как? Конечно, Брут регулярно виделся с Юлией. Официально став мужчиной в шестнадцать лет, Брут с отвращением воспринял беременность матери. У него, мужчины, – мать, которая все еще… все еще… О боги, какое смущение, какое унижение! Но Юлия смотрела на случившееся по-другому. – Как это хорошо для нее и для Силана, – говорила нареченному эта девятилетняя девочка, нежно улыбаясь. – Ты не должен на нее сердиться, Брут, правда. Что, если бы после двадцати лет брака у нас с тобой появился еще один ребенок? Ты понял бы гнев своего старшего сына? Кожа у него сделалась еще хуже, чем год назад. Всегда воспаленная. Желтые прыщи, крас-ные прыщи. Они чесались, горели. Их приходилось выдавливать, а потом отдирать корки. Нена-висть к себе питала его отвращение к положению матери. Ему трудно было ответить на разум-ный, доброжелательный вопрос невесты. Брут хмурился, что-то ворчал, но потом неохотно сказал: – Да, я понял бы его гнев, потому что сам сейчас чувствую себя так. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. – В таком случае начало положено, этого пока достаточно, – сказала мудрая малышка. – Бабушка объяснила мне все. Сервилия уже немолода, ей потребуется много помощи и сочувст-вия. – Я попытаюсь, – сказал Брут, – ради тебя, Юлия. И ушел домой, чтобы попытаться. Все это перестало иметь значение, когда у Сервилии появился долгожданный шанс осуще-ствить самую заветную мечту. Не прошло и двух недель после рождения Терции, как Цепион навестил Сервилию и сообщил своей сестре интересную новость. Выбранный одним из городских квесторов, он получил в начале года назначение – помо-гать Помпею в кампании против пиратов, но не думал, что эта работа повлечет за собой необхо-димость уехать из Рима. – Однако меня посылают с поручением, Сервилия! – похвастался он, такой счастливый. – Гнею Помпею требуется много денег, и он хочет, чтобы деньги и все счета и сметы доставили ему в Пергам. И везти их должен я. Разве это не замечательно? Я смогу проехать через Македо-нию и там увижусь с братом Катоном. Я так скучаю по нему! – Рада за тебя, – равнодушно отреагировала Сервилия. Ее совсем не занимала любовь Цепиона к Катону, поскольку она постоянно слышала об этом вот уже двадцать семь лет. – Помпей не ждет меня раньше декабря, так что если я отправлюсь сейчас же, то смогу провести с Катоном много времени, а потом двинусь дальше, – с воодушевлением продолжал Цепион. |
