|
– Помпей не ждет меня раньше декабря, так что если я отправлюсь сейчас же, то смогу провести с Катоном много времени, а потом двинусь дальше, – с воодушевлением продолжал Цепион. – Погода продержится еще, пока я не покину Македонию, и я смогу продолжить путь по суше. – Он поежился. – Ненавижу море! – Я слышала, теперь море свободно от пиратов. – Спасибо, но я предпочитаю твердую землю. Затем Цепион захотел познакомиться с маленькой Терцией. Он стал гулькать с ней, как разговаривают с младенцем, делая это из чувства искренней симпатии к ребенку и уважения к матери. Он сравнивал ребенка своей сестры со своим собственным, тоже девочкой. – Красивая малышка, – заметил он, собираясь уходить. – Тонкие черты. Интересно, от кого она унаследовала их? «Ох, – подумала Сервилия. – А я-то обманывала себя, считая, что только я заметила сход-ство девочки с Цезарем!» Но хотя в Цепионе и текла кровь Порция Катона, он не был злым, так что его замечание было невинным. Ум Сервилии переключился с этой мысли на другие, более привычные: на то, что Цепион явно не заслуживает привилегии быть наследником золота Толозы. И опять Сервилией овладела жгучая обида. Почему ее собственный сын, Брут, не может наследовать Цепиону, кукушонку, подкинутому в их семейное гнездо? Кровный брат Катона – не ее кровный брат. Прошли месяцы, прежде чем Сервилия смогла сосредоточиться на чем-то, кроме преда-тельства Цезаря, который женился на этой молодой и восхитительно красивой дурочке. И теперь размышления о судьбе золота Толозы вошли в совершенно другое русло, незатемненное эмоциями, вызванными Цезарем. Она выглянула в открытое окно и увидела Синона, который беспечно прохаживался по колоннаде в дальней стороне сада перистиля. Сервилия любила этого раба – естественно, не плотской любовью. Он принадлежал ее мужу, но вскоре после их свадьбы она нежно попросила Силана отдать Синона ей. Получив согласие, она позвала Синона и сообщила тому об изменении его статуса. Она ожидала увидеть на его лице выражение ужаса… или еще что-то. Это «еще что-то» она и увидела и с тех пор полюбила Синона. Потому что он воспринял новость с радостью. – Необходимо иметь человека, чтобы узнать его, – нагло заметил он. – Если это так, Синон, то запомни: я – твоя хозяйка, и я имею тебя. – Понимаю, – ухмыльнулся он. – Это даже хорошо. Пока моим хозяином оставался Децим Юний, я всегда чувствовал искушение зайти слишком далеко, а это означало бы мою гибель. Но, зная, что моя хозяйка – ты, я всегда буду помнить о том, что должен следить за собой. Очень хорошо, очень хорошо! Помни, госпожа, ты можешь мне приказывать. И время от времени она приказывала ему. С детства она знала, что Катон не боится абсо-лютно ничего, кроме больших волосатых пауков, которые доводят его до такой паники, что он теряет дар речи. Поэтому Синону нередко разрешали покидать Рим в поисках больших волоса-тых пауков. Ему очень хорошо платили, когда удавалось подкинуть их в дом Катона – в его по-стель, на ложе, в ящики стола. И ни разу раба Сервилии не застукали за этим занятием. Родная сестра Катона, Порция, которая вышла замуж за Луция Домиция Агенобарба, до ужаса боялась жирных жуков. И Синон ловил жирных жуков и подбрасывал их в тот дом. А иногда Сервилия приказывала ему подбрасывать в эти дома тысячи червей, блох, мух или сверчков – вместе с анонимными записками, содержащими проклятия червей или проклятия блох. Пока Цезарь не вошел в жизнь Сервилии, это забавляло ее. Но с тех пор как у нее появился Цезарь, подобные проказы потеряли для нее интерес, и Синон был предоставлен самому себе. Тяжелым трудом он не занимался, разве что добывал насекомых-паразитов, поскольку находился под защитой госпожи Сервилии. – Синон! – позвала она. Он остановился, обернулся и рысцой побежал по колоннаде. |
