– Поэтому я и торчу тут, из‑за паршивого гаража! Уж хотя бы из‑за клуба свингеров – не так было бы обидно! Ребята, это просто трагедия. Сегодня я собирался поиграть на клавесине.
– А ты что, умеешь? – не без уважения поинтересовался Лейдиг.
– Человек умеет все, чего он еще не пробовал! – с обычной дерзостью ответил Зенф (впрочем на этот раз в его тоне присутствовала поучительная нотка). – В целом же преступления начинают проясняться. Все три точки расположены между Гейдельбергом и Мангеймом, общий настрой – хаотично‑деструктивный. Хафнер, ты не ожидал, что услышишь столько иностранных слов? А вот тебе еще парочка: промилле, делириум. Отдаю их тебе бесплатно…
Несмотря на грубоватую издевку, Хафнер ухмыльнулся во весь рот.
– В первых двух случаях у нас имеются свидетели, которые, по их словам, видели молодого парня в шмотках в стиле хип‑хоп, небесно‑голубого цвета. Если он и в Планкштадте имел глупость остаться в той же одежде, тогда мы в ближайшее время арестуем голубого как небо мальчика. А у вас что новенького?
– Все по‑прежнему в густом тумане. – Тойер задумчиво листал фолиант, посвященный террору семидесятых. – Девушка была убита, теперь я могу это сказать наверняка, однако мотивом мы не располагаем. Преступник совершенно по‑дилетантски имитировал убийство на сексуальной почве, причем пошел для этого на огромный риск. Я бы оценил это как незапланированное убийство… Так какой там еще циркуляр?
Сообщение было и впрямь странным.
Если «что‑либо существенно не изменится», директор полиции примет решение о «временной отмене отпусков». Хафнер, сотрясаясь от приступов хохота, сжег бумагу в раковине умывальника. При этом он кричал фальшивым тонким голосом:
– Пожар, господин Тойер, пожар!
Около полудня к ним зашла Ильдирим. Дело передали ей, и из‑за особых отношений со старшим гаупткомиссаром это было для нее не слишком удобно. По какой‑то причине ее коллега‑карьерист Момзен был обойден обер‑прокурором Вернцем.
– Возможно, в итоге окажется, что все не так, как мы думаем, – обратился Тойер к своим подчиненным. – Девушка убита – но очевидного мотива нет. Преступник – явный дилетант, имитировал убийство на сексуальной почве и при этом шел на огромный риск. Короче, как я уже сказал, преступление явно незапланированное.
– Ты этого не говорил, – возразила Ильдирим.
– Нет‑нет, говорил. Сегодня. Слово в слово. Верно, Лейдиг?
Бравый комиссар нервно кивнул, словно застигнутый врасплох.
– Эй! Что с тобой? Все нормально?… – поинтересовался у него Тойер и продолжал: – В общем… почему‑то у меня возникло ощущение, что этот случай… – Он не договорил фразы. – Девушка мертва, проклятье! Какой‑то изувер сбросил ее вниз. Со стены замка! Можно сказать, нашей гордости, главной достопримечательности Гейдельберга…
– Не только Гейдельберга, но и всего мира! – с гордостью уточнил Хафнер.
– Анализ того, что было в ее желудке, мы получим завтра, несмотря на воскресенье. – Штерн, казалось, пытался всех утешить. – А то, что мы до сих пор не располагаем никакой конкретикой, объясняется тем, что у половины судебных медиков неожиданно разыгрался гнойный фронтит.
– Слабаки, – вяло буркнул Тойер. Впрочем, сам он тоже не отличался особенным мужеством и не спал ночами от страха даже при обычном насморке – боялся: вдруг будут осложнения.
– По‑видимому, и в самом деле не было никаких свидетелей, на трупе имеются лишь легкие царапины от трения о землю, такие легкие, что при определенной доле фантазии можно было бы даже предположить самоубийство. |