– Можешь говорить спокойно. – Тойер покосился на Ильдирим. – Прокуратура тоже участвует в нашем расследовании. Наконец‑то.

Не успела прокурор открыть рот, чтобы отразить атаку, как вмешался Хафнер. С остекленевшим взглядом он спросил:

– Вы трахаетесь, да? Вы друг с другом?

Побагровевшему от стыда шефу ничего не оставалось, как углубиться – в который раз? – в изучение страниц «Свинцовых времен», на этот раз он открыл иллюстративную часть в конце книги.

Это оказалось так просто – он узнал его почти без усилий. Конрад Пильц, тогда он еще мог грозно размахивать своим революционным кулаком, впоследствии утраченным.

– «Члены Социалистического коллектива пациентов и сочувствующие лица, среди них будущие террористы второго поколения», – почти пропел он подпись под снимком. Не так‑то просто сбить его с курса.

Хафнер прищелкнул языком.

Тут Ильдирим вспомнила, что ей еще нужно успеть в магазин за продуктами. Тойер по ошибке чуть не поцеловал на прощанье стоявшего рядом с ней Лейдига. Праздничная агония наконец‑то прекратилась.

Методы допроса, применявшиеся коллегой Хафнером, балансировали на грани между гениальной лаконичностью и демагогией. Дан и Пильц сидели, присмирев, на двух стульях в центре кабинета; полицейские расположились вокруг, на стульях, на письменных столах, лишь Хафнер семенил вокруг постаревших революционеров мелкими шажками и только что не пританцовывал по‑боксерски.

– Вы негодяи! – ревел он. – Тунеядцы, прохвосты. Известно ли вам, что на самом деле представлял собой СКП? Удар кинжалом в спину немецкой социал‑демократии. Той самой партии, чьи члены при Адольфе Гитлере рисковали жизнью, собственной шкурой, и это надо понимать буквально, ведь мерзавцы нацисты делали из нас абажуры! И вам это должно быть известно!

– Насколько мне известно, меня на этой фотографии нет, – раздраженно буркнул Дан.

– На этой нет! – подтвердил Хафнер тоном яростного протеста. – Но это далеко не единственное наше доказательство.

Это прозвучало настолько убедительно, что даже Тойер на мгновение поверил.

– Все так, – заговорил Пильц. – Я ушел на нелегальное положение. Верно. И я поплатился за это. Во многих отношениях… – Он поднял кверху свои руки‑протезы, придававшие ему сходство с роботом. – Но к Роне это не имеет ни малейшего отношения.

– Вы оказали нам любезность, – напыщенно вмешался Лейдиг, – и пришли на нашу маленькую субботнюю вечеринку. Но и мы не сидели весь день сложа руки. Пункт первый, господин Пильц: не существовало человека с вашим именем, который сделался нелегалом, в коллективе пациентов тоже не было Пильца, да и в Гейдельберге Конрад Пильц не учился в те годы. Поэтому нам интересно узнать, кто вы такой на самом деле.

– Во вторых, – Штерн встретился взглядом с Даном, и тот выдержал зрительный контакт без явных проблем, – мы пообщались с вашим компаньоном. Верно, в среду вы находились до какого‑то часа в вашей конторе. Но он ушел в десять. После этого у вас нет никакого алиби, господин Дан. Точное время смерти Рони нам пока не известно, но мы его скоро узнаем.

– Да это просто смешно! – Дан впервые повысил голос. – По‑вашему, я убил свою дочь? С какой стати? Нелепость какая!

– Не только убили! – закричал Хафнер. – Вдобавок еще и надругались над трупом!

Тойер внимательно следил, какой будет реакция Дана. Он никак не отреагировал и ничего не спросил.

– Поищите фамилию Шустер – это я. – Пильц говорил усталым голосом.