– Мне нужны деньги, – бормотала Бабетта, – мне нужна ты, мне нужны… ты и деньги.

– И Иоганнес Тойер – как папа?

– Ты думаешь, у него получится? Ты думаешь, он согласится ходить на родительские собрания?

– Нет, – ответила Ильдирим без долгих раздумий. – Никогда в жизни. Да и я ведь тоже там не бываю.

– Тогда, пожалуй, он мне нужен…

Прокурор расстегнула сумочку:

– Слушай, сейчас я дам тебе задним числом деньги за весь год, а ты угостишь меня…

Они сидели у иллюминатора и смотрели на Балтику. Море штормило.

– Ты думаешь, Тойер и его парни поймают того ночного типа?

– Думаю, что да, – кивнула Ильдирим. Странное дело, но она и здесь чувствовала себя под защитой своего могущественного жениха.

– Когда мы приедем домой? – Глаза девочки закрывались.

– Если бы я знала… – Давление на грудную клетку ослабело, и тут же возникло желание закурить. Но они были в Скандинавии, не в Германии; если она нарушит правила общественного поведения, ее тут же утопят в ледяном море с мрачным хоралом на устах. – А еще Иоганнес сегодня ночью обещал, что будет ждать нас в порту; только вот не знаю, всерьез ли он…

– Он хоть знает, в каком порту нас встречать? Ведь мы могли отплыть и из Марсталя…

– По‑моему, я ему сказала! – Ильдирим тряхнула гривой волос.

Ей казалось, что все ее тело до сих пор покрыто липким потом страха.

Ей хотелось принять душ, и чтобы потом на нее возлег тяжелый, сильный гаупткомиссар. Она была даже согласна засыпать под его храп.

– Иначе нам придется ехать на поезде от Оденсе до Фленсбурга, надеюсь, что он тут ходит… А перед этим мы должны будем еще добраться до Оденсе из… Свендборга, да, точно.

Они прихлебывали кофе, жутковатый на вкус.

– Нам надо поблагодарить этого негодяя, – пошутила прокурор. – Я бы не выдержала долго датскую еду и напитки.

– Ах, тебе не хватает твоего каждодневного дёнера?

– Послушай, германская дочурка. Я ем дёнер очень редко, потому что он для меня чересчур жирный, а я живу с международной женской боязнью оказаться слишком толстой для своего толстого мужа. Глупость – она не знает границ… Господи, как мы все это пережили! – вдруг зарыдала она. – Как мы выглядим? – всхлипнула она между двумя фонтанами слез. – А то еще подумают, что мы бездомные… беженцы какие‑нибудь…

– Я могу принести еще два пива… – Голос Бабетты тоже дрожал.

– Еще чего! Рано тебе пить пиво! – проскулила мать. – Какой у нас вид? Что подумают про нас люди!

Впрочем, датские пассажиры никак не реагировали на окружающее, не разговаривали между собой, а с меланхолией смотрели на дождь – единственное состояние своей природы.

Паром пришвартовался. Дождь лил ручьями. Среди небесных потоков стоял Томас Хафнер, радостно махал рукой и ревел на весь порт:

– Я вывезу вас из этой сраной Дании!

Обалдевшие, подавленные, они сидели в не слишком ухоженном «опеле‑астра», а его необузданный владелец, небрежно используя аварийный световой сигнал, удалялся от порта кратчайшим путем – мчался по улице с однорядным движением в противоположную сторону. Сквозь прокуренные до янтарного цвета стекла доносились антинемецкие крики протеста, но постепенно затихли и они.

– Потому что, – радостно засмеялся полицейский, – я сказал: «Шеф, если вы их не встретите, тогда это сделаю я…»

Потом, когда они неслись с головокружительной скоростью в направлении Оденсе, он честно выложил подробности.