В соседней комнате комедия продолжилась.

– Ах, тут спальня, как удобно, окна во двор – хотя это внутренний дворик, там они летом сидят, молодежь, гогочут. Как они мешают жить! Но ведь их всех невозможно убить, точно?

Денцлингер спал на старой супружеской кровати, но та сторона, где когда‑то лежала его жена, была пуста, там валялись лекарства и газеты.

– Неряха! – с удовольствием воскликнул Тойер. Показал на липкую упаковку аспирина. – Ай‑ай‑ай!

– Я так и не понял, чего вам от меня надо. Тойер вонзил в него взгляд, сосредоточившись на переносице старика, при этом его глаза стали косить.

– Вас мне надо, – тихо проговорил он. – Я Иоганнес Тойер. Я старший гаупткомиссар криминальной полиции. А вы убийца.

Денцлингер никак не прореагировал, он стойко выдержал испытание взглядом. Теперь он уже не казался уставшим.

Комиссар усмехнулся еще шире:

– Первое впечатление обманчиво, да еще как. Я‑то думал, у вас настоящие покои мыслителя. А тут жалкая конура, дерьмо, а не квартира.

Он рванул на себя первую попавшуюся дверь. За ней была комната средних размеров, без всякой мебели. Картонные коробки, гладильная доска, водопроводная труба с заглушкой, стиральная машина и сушилка для белья. Возможно, прежде там иногда появлялись жильцы.

– Практично! – вскричал Тойер. – Когда у меня работает центрифуга, мне всегда кажется, будто прилетел маленький вертолет. Но знаете что, брат Денцлингер? – Лицо старика по‑прежнему оставалось бесстрастным. – Не использовать в трехкомнатной квартире одну комнату – это наказуемо. Знаете ли вы об этом?

Никакой реакции.

Тойер услышал, как внизу открылась входная дверь. Вероятно, доктора Кремера все это время не было дома. Повезло.

– Сейчас я выброшу вас из окна. Затем спущусь вниз и загоню, допустим… – он снял со стены черный зонтик, висевший над трубой водяного отопления, – вот этот предмет вам в задницу. Удовольствия мне это не принесет, зато, возможно, побудит вас продвинуться дальше. Да, кстати, а вы получили тогда удовольствие?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Тойер громко захохотал и взял старика под руку:

– Не понимаете? Надо же! Тогда давайте присядем на кухне за стол и побеседуем начистоту.

Тойер сел на кухонный стул спиной к окну. Здесь тоже преобладали печальные реликты из минувших десятилетий. Каминная труба еще висела на стене, словно камин только что убрали; между тем она была заткнута пожелтевшими газетами. На плите стоял дешевый старый чайник, на его ручке сохранились остатки эмали. Денцлингер нерешительно остановился в дверях. Во время своих выкрутасов сыщику приходилось постоянно держать в уме, что его оппонент, возможно, лишен всяких тормозов, а это нередко компенсирует физическую немощь.

Тойер убрал с лица шутовскую улыбку:

– Вы праздновали дни рождения маленькой Сары? Наряжались в Санта‑Клауса?

Старик сел напротив него. Теперь он держался не так напряженно – вероятно, почувствовал себя уверенней.

– Зачем вы меня мучаете? Вам ведь известно, что моя дочь бесследно пропала. Да, когда она была маленькая, моя жена старалась приглашать к нам других детей. У нас было просторно, и в свободные часы, хотя именно рождественские дни для пастора…

– Бог ты мой, – захохотал Тойер, – или ваш. Дарю вашего  Бога вам! Я долго оскорблял вас, разгуливал по вашей квартире, хамил, а вы стали защищаться лишь тогда, когда речь зашла о вашей профессиональной нагрузке в далеком прошлом! Не смешно ли, а? Обычно наши пенсионеры не терпят такого надругательства!

– Говорите, – сказал Денцлингер.