|
Они побеседуют с Денцлингером, тот прикинется овцой… а мы ведь знаем… извини, Хафнер, вы ведь знаете, что у вас пока что не стопроцентные выводы… Короче, Денцлингер, вероятно, представит веское алиби насчет датской ночи, Туффенцамер вообще исключается из игры. Возможно, ваш Адмир тоже от всего откажется. И что же дальше? Пастора пожурят, но ведь пасторы могут и даже должны освобождаться от наказаний за противоправные действия, в которых их подозревают. Единственный шанс – если ДНК с первого места преступления совпадет с анализами Денцлингера или даже Туффенцамера. Возможно, русская бандерша соврала, кто ее знает. Но сейчас зима, люди носят перчатки, шапки. Времени было достаточно, чтобы уничтожить одежду, в которой преступник совершил первое убийство.
– Дело сдадут в архив, испытав легкую неудовлетворенность, – кивнул Лейдиг. – Ведь что Денцлингер действительно не мог провернуть, так это вылазку в Эре. Там действовал кто‑то умный. – Ловкий и умный незнакомец, который, по нашему мнению, заодно с пастором, – поддакнул Штерн и взглянул на своих коллег, на Тойера, который хоть и отдохнул, но очевидно был вне себя от злости. На Хафнера, для которого ярость была естественным состоянием, на Лейдига – тот был одет небрежней, чем обычно, но все же подтянут, под глазами темные круги, возле губ горькая складка. – Мы купим Денцлингера. Сегодня. Это для нас единственный шанс. – Он и сам удивился собственной решительности. Тойер был поражен. – Насколько я понял, дорогой Вернер, ты сам только что согласился с неутешительной оценкой наших шансов… – Нет, – возразил Штерн, – это у других шансов никаких, а у нас все‑таки… в общем, – он взглянул на шефа, – вы должны пойти туда. Вы должны вытащить у него признание, если ему есть в чем признаваться. Тойер наморщил лоб: – Я? Почему? – Потому что вы умеете это делать. Вы можете заставить человека поверить, что черное – это белое, а белое – черное. Вы способны выбить из равновесия любого… Штерн потянулся к хафнеровским сигаретам. – Я дам тебе одну, – серьезно сказал тот. – Но предупреждаю, что ты можешь втянуться. Вот так все и начинают – поначалу стреляют у других, подражая им… нет, нет, бери, пожалуйста… – Ладно, все‑таки не надо… Если вам удастся сбить его с толку… Тогда он не выдержит и признается, и мы его сцапаем. Либо откажемся от дальнейшей игры. – Он признается мне в чем‑то без свидетелей, и это мало что даст. Вот если мы официально доставим его в Центр, тогда я могу не волноваться за свое будущее. Шильдкнехт надолго оставит меня в покое. – В правовых вопросах он не рубит, поэтому должен поверить, что его уже разоблачили. Если это удастся, заберете его с собой, и мы закончим дело уже у себя. – Штерн встал. – Конечно, все будет непросто. Ясно как день. – Ладно, попробую, – услышал Тойер собственный голос. – Ведь мы не должны промахнуться. Не должны. – Мы ни в коем случае не должны промахнуться, – вмешался Хафнер. – У старого осла, возможно, немало жертв на совести. А вы хотите вот так просто пойти к нему. – Он способен на риск, – подтвердил Тойер. – Но если я явлюсь к нему среди бела дня, да еще объясню, что дом под наблюдением, он ничего не предпримет, это точно. Сам он убил девчонок, с Нассманом скорей всего разделался его умный сообщник. Да и выгляжу я еще достаточно крепким. Если Денцлингер «наш кадр», тогда он наверняка живет в искаженной реальности, но на рожон все равно не полезет. Пока еще не полезет. – Пенсионер, который лезет на рожон. |
