Соседи молча смотрели на меня. Кифа старательно затаптывал следы, мечась по гостиной, но, слава Богу, ни к чему не прикасался.

– Товарищ капитан, – окликнул я его, придавая деловым тоном и уставным обращением официоз, – где находится Московская улица?

– На Виноградниках. А че? – подчеркивая свою независимость, развязно откликнулся Кифа.

«Шланг через…» – ответил бы я ему его же словами, да постеснялся понятых. Вообще он начинал действовать мне на нервы.

В квартиру ввалилась опергруппа.

– Следователь ОВД Васин, – представился хмурый дядька в штатском и очках. – Кто вскрыл квартиру?

– Капитан Кифарский в порядке неотложных следственных действий, – подмигнув Кифе, ответил я. – Он же произвел задержание преступников.

С Васиным Кифа оказался знаком, общий язык они нашли быстро. Оттопырив большой палец» я пообещал инспектору орден святого Шерлока Холмса или по крайней мере майорскую звезду.

Женщина из понятых сладко зевнула и привалилась к стене.

– Можно мне от вас позвонить? – попросил я у нее вполголоса. – Потом вы сможете сюда не возвращаться, здесь народу и без вас хватит.

– Конечно, – посмотрела она на меня с благодарностью, и мы с ней вышли. – Только негромко, пожалуйста: дети спят.

Войдя в захламленную до потолка, освещенную двадцатипятиватткой, провонявшую плесенью и кошачьей мочой прихожую, я позвонил в справочную и узнал адрес, по которому был установлен телефон 31‑260, записанный в блокноте Эдика Ардатова. Господин Заяц проживал на Флотской набережной – как раз той, по которой проходила граница Монастырки и Виноградников.

– А квартиры там нет?

«Это частный дом», – ответила дежурная и отключилась. По заячьему телефону никто не отвечал.

3

Не заходя в квартиру Ардатовых, откуда доносился грозный голос приободрившегося Кифы («Не на того напал, – бравировал он перед следователем, – я и не таким рога обламывал!»), я спустился вниз, сел в машину и поехал на Флотскую.

Кифу я подсунул Васину вовсе не для того, чтобы помочь однокласснику сделать карьеру: несмотря на свою юридическую образованность, терпеть не могу тягомотных обысков и протоколов: «В левом дальнем углу под тумбочкой для телевизора обнаружена гильза от папиросы «Беломорканал»… Когда‑то в школе контрразведки я все это проходил, но, связав свою судьбу с «Альфой», вот уже восемь лет существую в измерении простреливаемого пространства и ритме конкретного действия.

При всем моем уважении к тем, чья служба «и опасна, и трудна», я приехал сюда не для протоколов.

Особняк на Флотской был построен в английском стиле. За сетчатой калиткой в свете фар моего «ниссана» просматривался подстриженный газон, вдоль забора тянулись подрезанные столбиками кусты, в поле зрения попадала роскошная клумба – не иначе, хозяин держал садовника.

Я оставил машину на улице и, вооружившись фонариком, пошел к дому. На звонок никто не откликнулся, но дверь легко поддалась. Как говорил персонаж одной кинокомедии, «мою душу стали терзать смутные сомнения»: телефон не отвечает, свет в окнах не горит, а дверь не заперта. Делать ничего не оставалось, кроме как войти.

Картинка, представшая моему взору, едва вспыхнул свет, была далека от идиллической: за массивным дубовым столом в кресле сидел человек лет пятидесяти, в твидовом пиджаке и галстуке, и смотрел на меня с некоторым удивлением и даже радушием.