– Да не волнуйтесь вы, – грустно сказал Сумароков. – Я его пока ни в чем не обвиняю.

– Пока?

«К тому же его уже нет в живых», – добавил я мысленно.

– Когда он уезжал, у него были с собой какие‑нибудь вещи?

– Вещи? Сумка была… спортивная.

– Что в ней было, вы не знаете?

– А что… что там могло быть? – Слезы покатились по ее лицу. – Одежда рабочая, наверно. Он Анюте говорил, что деньги зарабатывать едет, вернуться вскорости обещал. Да не темните вы! Где он?..

Сумароков не ответил, потому что не знал сам. Мало ли людей с переломами! Он порылся в папке, нашел фотографию ножа с буквой «С» на лезвии.

«Сергей!.. – осенило меня. – «С»‑ергей!..» Нет, все‑таки что ни говори, а специализация в розыске сказывается. По части аналитического ума мне за Володей не угнаться.

Альянс, или даже знакомство Гайдукова с Шорохом заслуживало внимания: на арену выходил второй «авторитет» – заклятый враг Зайчевского. Это стоило обсудить, но Володя прощаться с Гайдуковой не спешил:

– Галина Валентиновна, посмотрите внимательно: этот нож принадлежал вашему брату?

Она посмотрела на фотографию, потом бегло на нас троих, словно ища у кого‑то совета или защиты. Замотала головой и тут же кивнула, потом воскликнула по‑бабьи: «Ой!» – и закрыла лицо ладонями.

– Да или нет?

– Да… да… да, да, да! Ой, кого он… опять?.. – заговорила она сквозь слезы.

– Да никого, никого, успокойтесь. Пойдите водички выпейте, – стало мне ее жаль. В самом деле, как бы ни обернулось с братом, ее – жаль. И Анюту, которую я никогда не видел, тоже жаль. Почему‑то очень живо представилась картина, как они втроем ездили в город за елочными игрушками. Крупными хлопьями падает снег, морозно, Сергей несет елку, а счастливая Анюта – коробку с игрушками. Шампанское и торт…

– Товарищ старший лейтенант, – врезался в минутную тишину сухой, излишне официальный голос старшего следователя прокуратуры, – приведите сюда понятых.

Рождественская картинка исчезла; разноцветные игрушки рассыпались по льду.

– Каких еще понятых?! – вдруг угрожающе протянула хозяйка. – Что вы тут собираетесь делать?

Я скользнул взглядом по ее рукам, сверху вниз – посмотреть, не сжались ли кулаки.

– Я собираюсь произвести в вашем доме обыск, гражданка Гайдукова. Прокурор будет поставлен в известность немедленно по его окончании. Основания для производства неотложных следственных действий у меня есть. Сядьте!

Я еще подумал, что это он зря…

3

…но ошибся.

Нет, следователем работать я бы положительно не смог: не переношу вероломства. Я знаю, что такое штурм: там, за чертой или стеной, – враг; не убьешь его – он убьет тебя; выигрывает тот, кто успевает выстрелить первым. Здесь еще нет друзей и нет врагов; враг может оказаться невиновным, а тот, кого ты пожалел, переступить черту доверия. Если бы у меня спросили, чего я больше всего не люблю, я бы так и ответил: вероломства.

К перестройке отцовского дома Гайдуков отнесся творчески: нам понадобилось два с половиной часа, прежде чем мы дошли до крышки погреба в сенях.

– Что там переделывал Серега? – по‑свойски спросил у Галины Козуб.

– Я туда не лазила – мышей боюсь, – надменно ответила она.

Все время, пока мы производили обыск, она ходила из угла в угол по кухне и курила, прикуривая одну сигарету от другой.