Наваривает, наваривает… Гадкое какое слово, будто про холодец. Начфин и смертные ей не все отдал, она это понимала. Но ей было все равно. Другие отняли у нее больше.

— А теперь, — сказал следователь, — пройдемте в другой кабинет. Там вы поможете нашему сотруднику составить фоторобот.

12

В плацкартном стоял шум-гам, теснотища и духотища — везли стадо новобранцев, они занимали полвагона. Окна не открывались ни в купе, ни в коридоре, проводница ходила и орала, чтоб не смели открывать. Но окна все равно не открывались, они были забиты наглухо. У Кира была верхняя полка, мать говорила, что надо в кассе просить нижнее место, из-за ноги, но ему не хотелось, и он ничего кассирше не сказал — какое даст, такое и ладно. Сидел на нижней полке, в углу, головой прислонясь к косяку. У окна мощная тетка в красном спортивном костюме разложила на столике свои припасы — воблу, вареные яйца, курицу, огурцы с помидорами — и ела, отставив пухлый мизинец и то и дело утирая рот салфеткой. Напротив тетки два других попутчика: девушка в толстых очках и мужик с потрепанным портфелем. Оба уперлись в газеты, шуршали страницами. Непонятно было, у кого из них нижняя полка. Кир затруднился бы сказать, красивая ли девушка или уродина, бабы в очках его не привлекали никогда. Девушка тоже не обращала внимания на Кира и его костыль. И мужик не обращал или вид такой делал. А тетка пялилась искоса.

Игорь и Никич забрались на полку Кира, они свесили ноги и болтали ими, задевая головы пассажиров, когда те вставали, чтоб разложить свои вещи или достать что-нибудь. Они только избегали толкать ногами девушку, во всяком случае в лицо.

— Душно как, — сказал мужик.

— Вонизм по всему вагону, — сказала тетка, — это из-за них окна не велят открывать…

Она говорила про новобранцев.

— Из-за тебя вонища, — сказал ей Никич, — воблой вон все провоняла, корова жирная.

— Ты ж любил воблу, — сказал Игорь.

— Не вижу связи, — сказал мужик.

— Мало ли что я раньше любил, — сказал Никич.

— Если позволить им открывать окна, — сказала тетка, — они та-акое устроят…

— Какое? — спросил Кир.

— Такое. Сам знаешь какое, молодой человек.

— Нет, — сказал Кир, — не знаю.

Ему тошно было спорить с теткой, да он и сам не знал, что хотел бы ей сказать. Он хорошо помнил, как его самого с таким же стадом везли в таком же поезде и как немногочисленные мирные пассажиры лезли на стенку от производимого ими шума. Теперь он был сам в штатском и чувствовал себя каким-то беззащитным и голым, особенно по сравнению с Никичем и Игорем. Он потянулся за костылем, да передумал. Встал и, хромая, вышел в коридор. Никич с Игорем переглянулись и спрыгнули вниз. Пулемет Никич прихватил с собой.

— Оставь ты его, — сказал Игорь.

— А ну как спиздят?!

Никич приподнял пулемет над сидящей теткой, делая вид, что хочет со всего размаху опустить его ей на голову. Игорь дернул его за рукав, и они вышли вслед за Киром.

Кира они обнаружили в тамбуре, он стоял и курил. Там же стояли четверо новобранцев, тоже смолили.

— Дай-ка и мне, — сказал Никич.

— Вы ж не курите! — сказал Кир.

— Затягиваешься вкусно, — пояснил Никич, — завидки берут.

— Ты и живой-то не курил, — заметил Игорь.

— Мало ли чего я живой не делал…

Новобранцы гомонили очень громко и не обращали на Кира внимания, он был в штатском и без костыля, и им было плевать, с кем он там болтает.