А, да в Москве такие, наверное, толпами валят по каждой улице. Киновед поднял голову и посмотрел на Кира, но глаза их не встретились: киновед глядел сквозь Кира, не видя его, будто Кир был такой же мертвый, как Игорь с Никичем, ведь киновед не верил в существование таких, как Кир, и они его не интересовали. Совершенно глупо было радоваться при виде этого жирного мудака.
Кир купил куклу, и они, сдавшись на непрекращающееся нытье Игоря, поехали глазеть на Красную площадь. Кир впервые был в метро, и оно ему очень понравилось, хотя он едва не грохнулся, когда сходил с эскалатора. Запах в метро был какой-то особенный, нигде такого не было — вроде химией какой-то воняет, а приятно. Странно: он ехал в Москву заранее с таким настроением, что все там будет ему противно и тошно, тошней, чем дома, особенно москвичи, но Москва ему скорее понравилась, ощущение бодрости и ожидания чего-то не оставляло его. Теперь ему очень хотелось увидеть Славку. Если бы кто-нибудь стал говорить ему, что Славке следовало не волочь его, а нести на себе и тем самым спасти его ногу, он дал бы этому человеку в хлебало.
Пустая в этот час площадь, брусчатка. Кремль и соборы произвели на него непонятное, двойственное впечатление: все это было очень красиво и в то же время как будто ненастоящее. Такое чувство было, что ему показывают глянцевые открытки. Это, наверное, потому, что я по телевизору их сто раз видел. Не, ну клево, конечно, кто спорит. А Игоря больше всего заинтересовал Мавзолей.
— Войдем, а?
— Чего ты там не видел? Жмурика?
— Это ж не простой жмурик, — смущенно сказал Игорь.
— Ну, пойди, пойди. Ручку ему поцелуй. Ляг вместо в него в гроб, полежи.
— А вы?
— Меня не пустят, — сказал Кир.
— А я твоего Ленина в гробу видел, — ухмыльнулся Никич.
Игорь беззлобно послал их на хер и отправился к Мавзолею. Кир с Никичем стояли и смотрели, как он проходит мимо роты почетного караула и, не удержавшись, дергает одного из солдат за винтовку.
— Придурок, — сказал Никич, — какой был, такой остался.
— Какой?
— Ебнутый. Вроде тебя.
— Слушай, Никич… Вы ж еще вчера ни на минуту не разлучались, не могли. Как пришитые, куда один, туда и другой. И от меня не могли… Как же сейчас?
Никич пожал плечами.
— Да как-то, знаешь… Как будто мы постепенно силу набираем, что ли…
— Я думал, наоборот. Чем дальше, тем слабей.
Никич опять пожал плечами. Кир посмотрел на него.
— А я? — спросил он.
— Что ты?
— А от меня вы теперь тоже можете отвязаться?
— А ты бы хотел?
— Я уж привык, — сказал Кир, — с вами как-то веселей.
— А не страшно с мертвяками?
— Да нет, ничего. За шею меня только не кусайте.
— Обещать не можем, — сказал Никич, — но постараемся.
— Слушай, Никич, а вы где похоронены?
— На кладбище, — сказал Никич и сделал вид, что зевает. — А ты думал — где?
— На каком?
— Вот приебался, — сказал Никич и зевнул уже по-настоящему. — На обыкновенном. Крестики-звездочки… Я у себя дома, а Игорь…
Но тут Игорь вышел из Мавзолея, морда у него была серьезная, и Никич стал по новой над ним издеваться и спрашивать, о чем они с Лениным там пиздели, а Игорь сердито огрызался. Помнится, в глубоком детстве Кир хотел посмотреть на Ленина-жмурика и потрогать его, но теперь Ленин был ему до лампочки. Он взглянул на часы: пожалуй, можно было уже начинать ехать к Славке. |