— Ну, дайте вы водки! — ныл Никич. — Фашисты, в натуре!

— За тебя, Слав, — сказал Кир. — Спасибо, что ты тогда…

— Да ладно…

Никич спрыгнул с подоконника, подошел к столу и приложился носом к горлышку бутылки. Кир засмеялся — такая у Никича сделалась довольная рожа, аж завидно.

Славка посмотрел на него удивленно. Игорь тоже соскользнул с подоконника и наклонился над бутылкой; в этот момент из комнаты раздался детский заспанный голос:

— Дяяя Слааа, ты где?

— Машка проснулась, — радостно сообщил Славка, — идем знакомиться. Смотри, Машенька, какой дядя к нам пришел…

— Кувасный дяяя, — пробубнила девчонка. Взгляд ее широко раскрытых голубых глаз устремлен был не на Кира, а на стоявшего сбоку от кроватки Игоря, который клацал затвором своего автомата: раз-два…

— Да ты возьми, возьми ее на руки, — сказал Славка, — она к тебе пойдет, я вижу.

— Чего ее на руки, она ж не грудная, — буркнул Кир. Он не умел водиться с такой малышней — приходилось иногда с племянниками, еще когда в школе учился, но не любил этого занятия. А теперь и подавно. Руки у него стали слишком грубые.

— Возьми, возьми, — настаивал Славка и улыбался с такой идиотской гордостью, словно сам эту Машку родил. — Ну хоть за ручку с нами поздоровайся…

До Кира не сразу дошло, что под «нами» Славка подразумевает одну Машку, так бабы говорят про своих детей: «мы покакали», «у нас головка бо-бо». Он неохотно подержал Машку за руку. Ручонка была горячая, цепкая. И вдруг девчонка с неожиданной силой вырвала у него свою ладошку и, указывая куда-то пальцем, залопотала опять:

— Дяяя… Хочу к дяяе…

Кир обернулся — за ним стоял Игорь и, картинно выпятив грудь, как только эсэсовцы в кино делают, поигрывал своим автоматом.

— Ты ей понравился, — сказал Славка Киру. — Тебе в пед поступать надо.

— Куда-куда? — хохотнул Никич.

Кукла лежала на одеяле в ногах у Машки, а та все тянула к Игорю руки, ее куда больше заинтересовал автомат.

— Я ж говорил, надо было калаша ей купить…

— Игорь, а твои чего любят?

У Игоря при жизни было двое, мальчик и девочка. Игорь ничего Никичу не ответил.

— Еще бухнуть надо, — сказал тогда Никич, и они улетучились в кухню. У Машки сразу вытянулось лицо и надулись губы, и Славка засуетился: умывать, одевать, варить кашу, кормить Машу, плести косичку..

— Я и тебе подарок вез, — сказал Кир.

Он уже сомлел от водки (у Славки нашлась-таки еще чекушка в холодильнике), и все сомлели: расселись на ковре, как сонные мухи, и зевали. Славка пил совсем мало, но тоже почему-то выглядел уставшим. Бодра была одна Машка: скрестив ножки по-турецки, пыхтя и ковыряя в носу, она черкала цветными карандашами на листе ватманской бумаги.

— Потерял? — спросил Славка.

Кир неопределенно кивнул. Никич заворчал:

— Ага, потерял, блин… Забыл… Ма-а-а-ленький такой ножичек… — Он раздвинул ладони, показывая, какой ножичек был маленький.

— Не грузись, — сказал равнодушно Славка. — А че за подарок-то был?

— Шахматы, — сказал Кир.

Игорь и Никич захохотали.

— Клево, — сказал Славка. — Правда, я играть не умею.

Игорь придвинулся к Машке, любопытствуя, что она рисует. Разобрать ничего толком было нельзя: сплошь хаотические цветные линии, немножко похожие на радугу или хвост большого петуха.