При однообразии моей жизни и вечном страхе перед возобновлением занятий
в школе это была нестерпимая мука: каждый день я подолгу занимался с
мистером Мэллом, но я справлялся с уроками, не покрывая себя позором, потому
что не было ни мистера, ни мисс Мэрдстон. До и после уроков я гулял - под
надзором, как я уже упоминал, человека с деревяшкой. Как живо вспоминаю я
плесень повсюду вокруг дома, позеленевшие плиты во дворе, все в трещинах,
старую протекавшую бочку с водой и облезлые стволы хмурых деревьев, на долю
которых, казалось, приходилось больше дождя и меньше солнечных лучей, чем на
долю других деревьев! В час дня мы обедали - мистер Мелл и я - в конце
длинной столовой с голыми стенами, заставленной сосновыми столами и
пропитанной запахом сала.
Затем мы снова занимались - до чая, который мистер Мелл пил из синей
чашки, а я из оловянного котелка. Весь долгий день, до семи-восьми часов
вечера, мистер Мелл сидел за особым пюпитром в классной комнате и трудился,
вооружившись перьями, чернилами, линейкою, книгами и писчей бумагой - он
составлял (как узнал я) счета за последнее полугодие. Спрятав все это на
ночь, он доставал свою флейту и дул в нее, пока у меня не начинала мелькать
мысль, что он постепенно вдунет всего себя в широкое отверстие, а потом
просочится наружу сквозь клапаны.
Я вижу себя, совсем маленького, в тускло освещенной комнате, - я сижу,
подперев голову рукой, прислушиваюсь к заунывной игре мистера Мелла и зубрю
урок к завтрашнему дню. Вот я вижу себя - книги мои закрыты, я все еще
прислушиваюсь к заунывной игре мистера Мелла, а сквозь нее прислушиваюсь к
тому, что бывало дома, к завыванию ветра на ярмутском побережье, и чувствую
себя печальным и одиноким. Вот я вижу, как иду ложиться спать, минуя пустые
комнаты, присаживаюсь на край кровати и плачу, тоскуя о ласковом слове
Пегготи. Вижу, как опускаюсь поутру вниз, смотрю в длинную мрачную щель -
лестничное окно - на школьный колокол над крышей сарая с флюгером и страшусь
той минуты, когда он зазвонит, призывая к урокам Стирфорта и остальных. Но
зловещие опасения мои еще усиливаются при мысли о той минуте, когда человек
с деревяшкой отопрет калитку, чтобы впустить ужасного мистера Крикла. Я не
могу всерьез поверить, что способен показаться кому-нибудь из них опасным
преступником, однако как бы там ни было, а я ношу на спине все тот же
предостерегающий плакат.
Мистер Мелл никогда не бывал со мной словоохотлив, но не был он также и
суров со мной. Мне кажется, что, и не вступая в разговор, мы составляли друг
другу компанию. Я забыл упомянуть о том, что иногда он разговаривал сам с
собой, ухмылялся, сжимал кулаки, скрежетал зубами, и каким-то странным
образом ерошил себе волосы. Но такие уж были у него причуды. Сначала они
пугали меня, но скоро я к ним привык.
ГЛАВА VI
Я расширяю круг знакомых
Я вел такую жизнь почти целый месяц, когда однажды человек с деревяшкой
заковылял по дому со шваброй и ведром воды, из чего я заключил, что
готовятся к встрече мистера Крикла и учеников. |